Марина Комарова - Осколки моря и богов
Железный хмыкнул, дивясь прозорливости хозяина вод. Молодец. Меньше знают – меньше смогут навредить.
– А курган-то обчистили, – неожиданно сказал Кавун. – И грифоньи шахматы увели, и ожерелья, и шлемы… Все. Словно ничего и не было.
– Ну что и удивляться… – рассеянно ответил Железный и посмотрел вправо.
По набережной шел молодой человек. Стройный, невысокий, изумительно пропорциональный. В темном костюме и элегантной шляпе. Русые кудри рассыпались по плечами. Трость с набалдашником-черепом задорно постукивала по асфальту. Носки идеально чистых туфель сияли в свете ночных фонарей.
Железный и не заметил, как потемнело. Или тут кто-то вмешался?
Они переглянулись с Кавуном, синхронно усмехнулись. Надо же, явился. Ну кто бы мог подумать!
Молодой человек подошел к ним. Остановился в паре шагов, посмотрел поверх круглых стильных очков желтыми глазами.
– Доброй ночи, шановные, – поздоровался певучим голосом с легкой хрипотцой. – Не возражаете?
Ответить не успели, как он уже оказался между ними, усевшись с независимым видом. Сделал глубокий вдох и, закинув голову, посмотрел на темное небо.
– Уж вы не серчайте, – вкрадчиво произнес он, – да только мочи нет терпеть. Вот я и… – махнул рукой, – ускорил.
Кавун хмыкнул, мол, знаем тебя.
– Что же вас с Чумацкого Шляха-то прямо к нам занесло? – вежливо, насколько мог, поинтересовался Железный.
В желтых глазах на мгновение отразилась луна – холодная, чужая, далекая. На губах появилась усмешка:
– Вы знаете, Рудольф Валерьевич. Должок.
Железный чуть нахмурился. Какой черт заставил Призрачного Цимбалиста принять человеческий облик и явиться лично? Что-то уж совсем дела дивные.
– Слышал, – тем временем продолжил Цимбалист, – меня вы тут вспоминали. Вот подумал, дай проведаю. Давно уж сюда не заглядывал.
Железный прекрасно помнил, что Призрачного Цимбалиста никто не упоминал. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, почему тот явился. Сокровищница Цимбалиста, пожалуй, одна из самых больших в стране. Хозяйственный, зараза. Улучил момент. Только вот по чьей наводке действовал? Явно ж кто-то одобрил эту затею.
– Раритеты вывозите, – буркнул провидец. – Смотрите, как бы с каракуртами чего не вышло.
Сказал так, чисто из вредности. На что Призрачный Цимбалист звонко рассмеялся:
– Не выйдет. Уж Эммануил Борисович позаботится, поверьте мне.
Кавун хмуро посмотрел на Цимбалиста, покачал головой. Однако ничего говорить не стал. Железный пожал плечами. Соваться в дела Троих и Сестры не стоит. Добра точно не будет.
– Красиво у вас тут, – неожиданно произнес Цимбалист, задумчиво глядя на ночной Днепр. – Спокойно. И южные звезды такие яркие. Моя б воля – провел бы тут лето, погрелся в солнечных лучах. Послушал бы вашего Настройщика Душ. Дивно играет, нигде такого не слышал…
И ночь и впрямь была хороша. И люди не мешали, и звезды светили ярко.
Пифия с громким лаем подлетела к Железному. Тот поднес указательный палец к губам. Она смолкла, села на задние лапы и внимательно посмотрела на всех троих.
Призрачный Цимбалист протянул руки вперед, нарисовал в воздухе невидимую окружность. Звезды, горевшие в небе, метнулись к кончикам его пальцев. Озарили золотистым светом. Миг – выстроились в звездную тропку, уходящую куда-то далеко-далеко, в черную синь небес.
– Рад был видеть, панове, – сказал он певучим голосом. – Не могу больше задерживаться, хоть поболтал бы еще.
Он грациозно поднялся со скамейки. Опустил руку в карман и вынул колоду карт. Одним шутливым движением рассыпал их веером, карты тут же сверкнули звездной пылью, зачаровали сиянием.
Железный хмыкнул, признав колоду.
– Да-да, – кивнул Призрачный Цимбалист. – И сам удивляюсь, что это я добрый такой. Но коль обещал – надо выполнять. Хорошей ночи, шановные.
И, больше не задерживаясь ни на секунду, развернулся и шаг за шагом принялся подниматься по звездной дороге.
До Железного дошло, что трость Цимбалиста осталась одиноко прислоненной к скамейке. Вдруг глаза черепа-набалдашника сверкнули ядовито-зеленым светом. Цимбалист, даже не подумав обернуться, поднял руку и щелкнул пальцами. Трость взмыла в воздух и полетела за своим хозяином. Пифия звонко тявкнула, покосилась на Железного. В ее глазах явно читалось: «Это еще что? Таких собак не знаю».
Железный прицепил поводок к ошейнику.
– Что ж, пора и нам потихоньку. А то совсем засиделись. Девочка проголодалась.
– И то правда, – согласился Кавун, – Аннушка меня заждалась совсем. Доброй вам ночи, Рудольф Валерьевич.
– И вам, Сергей Панкратьевич. Вам тоже.
Неторопливо поднимаясь к перекрестку Соборной и Ушакова, оба молчали. Что говорить? Уж лучше слушать. Город не спит. Город шепчет тысячами голосов, смеется южным ветром, оставляет в душе след.
Городовой уж вышел на свой обход. Вон, метрах в пяти, мелькнул алебастрово-белый бок льва. И славно. Данила Александрович покой стережет, никого не пускает. Не важно, сколько лет прошло и пройдет: Городовой от своего не отступится.
Железный хотел было свернуть налево и пройти мимо Свято-Успенского собора, но передумал. Лучше по Суворова. Аппетит нагулять.
Поднялся выше, обогнул остановку с весело галдевшей молодежью. Улыбнулся замершему в металле Александру Васильевичу, уловив в ответ и улыбку на тонких губах полководца.
Железный вдохнул полной грудью свежий ночной воздух и посмотрел на окна Колесник. Там горел свет и виднелись две фигуры. Кажется, в объятиях. Одна высокая, мощная. Вторая куда тоньше и стройнее.
Провидец улыбнулся. И то правильно. Не стал Азов ждать – сам примчался.
Вот и хорошо, вот и славно. Если что-то твое – не отпускай. Держи крепко, помогай во всем, не отталкивай, даже если оступится. Ведь каждый может ошибиться. Но ты не отпускай.
Ведь хорошо это и правильно – любить свое. Что женщину, что город.
