Александр Сивинских - Гончий бес
– Ой, какой лапка! Да отпусти ты его, парень. Задушишь.
Я покорился. Жерар немедленно сел на задницу, склонил голову на бок, одно ушко вздыбил, другое опустил и умильно улыбнулся. А напоследок для надёжности «пальнул контрольный»: поднял согнутую правую лапку, изобразив зайчика. Готово. Из уборщицы теперь можно было вить верёвки.
– Покушать, значит, хотите? Почему же так опоздали?
Я вздохнул:
– Командированные мы. Только что с дороги…
– Ладно, что-нибудь придумаем. Раздевайся пока.
Она умчалась в сторону кухни. Я снял плащ и шейный платок, повесил на спинку стула и отправился мыть руки. Когда вернулся, вокруг Жерара уже водили хоровод целых три представительницы прекрасного пола. Давешняя уборщица. Очень толстая дама с красным распаренным лицом, наверняка повариха. И смазливая молодка в чепце и кру-жевном переднике. К переднику был приколот бэйдж: «Ася. Официантка».
Мне пришлось познакомить женщин с псиной (он под восторженное кудахтанье бла-гонравно подавал лапку), рассказать о породе, рыночной цене за одного щенка (дамы не-притворно ужаснулись) и только в последнюю очередь немного о себе. Что работаю в Императрицыне курьером, ежедневно мотаюсь по области как проклятый, и ещё неиз-вестно, чья доля более собачья, моя или Жерара.
Потом уборщица, которую звали Акылжан, и повариха Савельевна отправились по своим делам, а Ася принесла мне салат из помидоров, отличную солянку, порцию макарон с титаническим шницелем, два стакана фруктового сока и нежнейшее пирожное «Наполе-он».
– А что кушает пёсик? – спросила она, расставив тарелки и стаканы.
– Ну, наша-то невестка всё трескает. Мёд, и тот жрёт. Хотя предпочтение отдаёт мясным и молочным продуктам.
– Ясно, – со смехом сказала Ася.
В результате бес получил такой же шницель как у меня и полстакана сметаны с саха-ром. Кушать ему разрешили прямо на столе.
Утолив первый голод, я завязал разговор. Сказал, что слышал о каком-то ЧП и поин-тересовался, не намекнёт ли Ася, что здесь творится. К сожалению, ничего нового она не сообщила. Ночью в механосборочном цехе пострадало несколько рабочих третьей смены. Будто бы у дорогущих игрушек, которые изготавливали на экспорт, оказалась неправиль-но рассчитана какая-то пружина. Во время сборки пружины начали лопаться и травмиро-вали двух сборщиков. Одному вышибло глаз, другому сильно распороло щёку и шею. Оба в больнице, к ним никого не пускают. Остальных сборщиков отправили в загородный са-наторий, выплатив огромные суточные. Сказали, что для психологической реабилитации. Хотя всем в городе ясно, что руководство просто хочет замять скандал.
– Спасибо, Асенька, – сказал я, допив сок, и почти невинно пожал ей пальчики. – Всё было божественно вкусно. Тем более, в вашем приятном обществе.
– Чего там… – сказала она, не пряча довольной улыбки.
– А вот скажите, Асенька, в связи с этим несчастным случаем… Есть мнение, что в нём замешан главный технолог. Как его… Узбеков, что ли?
– Улугбеков, – поправила она. – Искандер Махмудович. Слушай, Паша, а ты точно простой курьер? Что-то больно много хочешь знать.
Я заговорщицки подмигнул, приложил палец к губам, а вслух сказал:
– Конечно, самый простой курьер.
– Ну, я так и поняла. Только ты бы кого-нибудь другого для расспросов выбрал. Что мы здесь, в столовке, знаем?
– Курочка по зёрнышку клюёт, – уклончиво сказал я. – Дойдёт очередь и до других.
– А, ну тогда ладно. Про Улугбекова говорят, что без него не обошлось. Сразу после аварии он суетился на заводе. Видимо, следы заметал. Но когда стало известно, что сюда едет Басмач, куда-то смылся. Дома его нет, у бабы, с которой сожительствует, нет. Хайда-ров его искал, всю городскую милицию на уши поставил, да где там! Если Искандер вправду виноват, его вообще никто не найдёт.
Показалось мне, или последнее предложение было произнесено чересчур уверенным тоном? Интересненько…
– Ну, Хайдаров большая шишка, – сказал я. – Его побаиваются, откровенничать с ним никто не станет.
– На что намекаешь? Говори прямо.
Я потёр подбородок. Ася, по всей видимости, была девушкой неглупой. Рискнуть стоило.
– Видите ли, Асенька… На кухне, тем более в заводоуправлении, варятся не только борщи, но и все самые интересные слухи. Особенно те, которые касаются личной жизни руководства. Грешки, страстишки и так далее. Мы, простые курьеры, это отлично знаем. И часто этой информацией пользуемся. Разумеется, полностью неофициально. Без всяких записей, имён и так далее. Вот я и подумал – неужели о главном технологе совсем ника-ких сплетен не ходило? Вряд ли он святой.
– Может, и ходили, – уклончиво сказала Ася. – Только какой мне интерес рассказы-вать их незнакомому курьеру?
– Вот тебе и здрасте! Как это незнакомому? Ох, не зря считается, что у красивых де-вушек плохая память, – посетовал я. – Впрочем, её легко освежить. Смотри, я сейчас дос-тану отрывной календарь и начну отсчитывать месяцы нашего знакомства.
С невозмутимым лицом я вытащил из кармана пачку пятидесятидолларовых купюр (Дарья не поскупилась – ни на аванс, ни на «сопутствующие расходы») и начал по одной бумажке вставлять в салфетницу.
– Начнём с текущего, то есть с сентября. И будем постепенно углубляться в прошлое. Вот август – помнишь, как мы ходили за грибами? Вот июль – эх, сколько мы в июле ку-пались вместе! Вот июнь – в нём мы не просто купались, а ездили для этого на Чёрное мо-ре. Вот май, когда мы впервые поцеловались… Или поцеловались мы ещё в апреле?
Ася быстро вскочила и переместилась так, чтобы загородить собой пластиковую подставку с торчащим из неё долларовым веером.
– Вспомнила! Вспомнила! Мы познакомились на новогоднем балу.
– Ну конечно, – сказал я и довёл количество бумажек до девяти. Потом подумал и добавил для ровного счёта десятую, пояснив: – Хотя впервые мне довелось услышать о красавице Асе ещё в декабре.
Моя весьма дорогая и, как выяснилось, давнишняя знакомая проворно спрятала «от-рывные листки календаря» и зашептала:
– Улугбеков – страшный бабник. Подкатывал ко всем более-менее симпатичным женщинам на заводе.
– К тебе тоже?
– Меня-то бог сохранил, я не в его вкусе. Он пышечек любит. А Акылжан наша не убереглась. Ну да она девка одинокая, для неё мужская ласка лишней не бывает. Короче, есть у Искандера Махмудовича домик в лесу, где он свиданки устраивает. Ну, как домик… кирпичный, два этажа, сауна, гараж, все дела. Савельевна рассказывала, раньше он был охотничий, для главных городских коммунистов. Потом там настоящий бордель сделали, а потом его вроде как сожгли. И даже дорогу к нему разломали. А на самом деле нет. От-купил его Улугбеков, и дорога разломана только на въезде. Искандер никому об этом не рассказывал, чтоб посторонние люди не мешали жизни радоваться. Он и подружек-то туда возил с завязанными глазами. Типа, такая романтика. Домик Акылжан нам описала. Са-вельевна и узнала место. Говорит, бывала там в комсомольской юности.
