Песах Амнуэль - Месть в домино
— О, не беспокойтесь, я… Нет, меня не узнают.
— Инкогнито! — воскликнул Верди. — Послушайте, Сомма, это не лезет ни в какие ворота! Почему наши личные отношения, испорченные из-за странных недоразумений, должны заставлять вас изображать из себя повесу, соблазнившего чужую жену и вынужденного спасаться от мести разгневанного супруга?
— Вы не представляете, маэстро, насколько близки к истинной причине моего присутствия в этом городе.
— Погодите, — сказал Верди, помрачнев, — вы хотите сказать…
— Дорогой маэстро, — Сомма отмахнулся от подошедшего официанта и заговорил, глядя в пустую тарелку. — Дорогой маэстро, как вы знаете, я не столько сочинитель либретто, сколько адвокат…
— Хороший и преуспевающий, — вставил Верди.
— …И мне время от времени приходится отстаивать интересы своих клиентов не только в Венеции, но и в других городах Италии, где я, вообще говоря, не имею права практиковать, надеюсь, вы меня понимаете.
— Вот оно что, — протянул Верди. — Вы приехали в Рим не на премьеру, а по делам, верно? Просто совпало, что…
— Нет, не просто совпало, маэстро. Я полагаю, что могу довериться вам. Это, понимаете ли, конфиденциальное дело. Так получилось, что оно связано с вашей оперой. То есть, не с самой оперой, конечно, а с некоторыми людьми и событиями.
— Вы не могли бы выражаться более определенно, синьор Антонио? — раздраженно сказал Верди. — Право слово, странно слышать, как вы ходите вокруг да около. Обычно вы говорите ясно, как свойственно людям вашей профессии.
— Да, — кивнул Сомма, приняв, наконец, решение. — Видите ли, некоторое время назад, точнее, в сентябре прошедшего, пятьдесят восьмого года, ко мне обратилась за помощью синьора Евгения Жюльен-Дежан. История, которую она мне поведала, взяв с меня профессиональное обещание хранить тайну, оказалась не столько удивительна, сколько банальна, и не стоила бы внимания, если бы не неожиданно возникшие обстоятельства.
— Жюльен-Дежан, — перебил Верди. — Эта синьора поет Амелию в нашей опере.
— Совершенно верно.
— Неплохой голос, — задумчиво сказал Верди. — Слабые верха, но попробуйте сейчас найти певицу, у которой верхние ноты звучали бы, как у несравненной Малибран.
— Или у синьоры Джузеппины Стреппони в лучшие годы ее карьеры, — подхватил Сомма. — Маэстро, я слушал синьору Джузеппину в «Набукко» в сорок втором, специально приезжал в Милан, помню, как сейчас…
— Дорогой Сомма, — напомнил Верди, — вы рассказывали о синьоре Жюльен-Дежан.
— Да, вернемся, как говорится, к нашим баранам. История, как я сказал, банальная. То есть, показалась мне таковой, когда я слушал синьору Евгению. Ей сейчас тридцать четыре, хотя, естественно, примадонна скрывает свой возраст и всем говорит, что ей исполнилось двадцать восемь. Неважно. Когда ей было двадцать, и она только начинала свою карьеру певицы — в Парижской Лирической опере исполнила партию Алисы в «Роберте-дьяволе» господина Мейербера, — синьора Дежан (такова тогда была ее фамилия) влюбилась в молодого человека по фамилии Жюльен. Род занятий этого господина не играет роли для моего рассказа, хотя назвать его профессию достойной я бы не осмелился. Как бы то ни было, эти двое поженились, госпожа Дежан присоединила к своей фамилию мужа и продолжала выступать, хотя, должен признать, не имела даже малой доли того бешеного успеха, какой выпал несравненной Малибран или синьоре Паста.
— По прошествии двух или трех лет, — продолжал Сомма, — отношения между супругами испортились, как это часто бывает, и синьора Евгения уехала из Франции в Италию, где с тех пор и выступает — обычно в не самых лучших театрах: она пела в Генуе, Пизе, и нынешнее приглашение на роль Амелии для нее — звездный час. Я полагаю, она очень старается.
— Что да, то да, — кивнул Верди. — Но я бы предпочел иметь в этой партии более опытную певицу. К сожалению, композитор лишен прямой возможности влиять на подбор исполнителей, разве что импресарио прислушается к советам…
— К вашим советам, маэстро, надо полагать, прислушиваются всегда?
— Нет, синьор Антонио, это не так. Напиши оперу, которая будет собирать аншлаги весь карнавальный сезон, и все равно тебе вряд ли удастся уговорить импресарио, чтобы он пригласил именно тех певцов, каких считает нужным позвать автор. Один слишком дорог, другой уже ангажирован, третий… Неважно, — махнул рукой Верди. — Похоже, мы опять отклонились от темы. Продолжайте, синьор Антонио, я все еще не понимаю, куда вы клоните.
— Сейчас поймете, маэстро. Буду краток. Вы видели: синьора Жюльен-Дежан — красивая женщина. Понятно, что у нее много поклонников. Выступая в прошлом сезоне в Генуе, она познакомилась с синьором Фраскини, они оба пели в опере «Браво» маэстро Меркаданте. Я предупредил вас, что это банальная история, — Фраскини влюбился в примадонну по уши и предложил ей руку и сердце. Видите ли, она скрывала, что замужем, а двойная фамилия досталась ей, по ее словам, от отца.
— Вы хотите сказать, что она вышла замуж вторично и обвенчалась с синьором Фраскини?
— Вот именно, дорогой маэстро, вот именно! На этот раз венчание было тайным, оба продолжали жить, как жили прежде, таким было желание синьоры — причина понятна, маэстро, она боялась, что может всплыть история ее первого замужества. Неизвестно, где сейчас господин Жюльен, но мало ли… И тут возникает еще один претендент на руку и сердце — синьор Джиральдони!
— Ренато, — кивнул Верди.
— Это было в Венеции, вот почему синьора обратилась за помощью ко мне. «Ла Фениче» открывал сезон «Моисеем» несравненного Россини, синьора Жюльен-Дежан была приглашена на роль Енеи, а синьор Джиральдони пел Фараона. Муж… если синьора Фраскини можно назвать мужем перед Богом… был в это время в Турине, тоже пел… В общем, маэстро, образовался любовный треугольник, каких множество. Особенность этого в том, что синьора согрешила перед Господом, Фраскини чувствует себя в роли Отелло, но не может признаться в этом открыто, а синьор Джиральдони искренне не понимает, почему любимая женщина ведет себя с ним не так, как ему бы хотелось.
— Любимая? — поднял брови Верди. — То есть…
— Вот именно! Синьора Жюльен-Дежан влюбилась в синьора Джиральдони, будто девчонка, она уже жалеет, что так опрометчиво вышла замуж… гм… второй раз. Конечно, Фраскини не станет молчать и в конце концов заявит о своих правах, что вызовет скандал…
— О, дорогой Сомма, — философски заметил Верди, — не придавайте этому слишком большого значения. Скандалы для артистов — лишь способ добиться известности.
