Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой
– Это Руфус Бродяга, – сказал я.
Мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы.
– Ты откуда знаешь?
– Подбрось и выбрось, я знаю все, – важно заявил я.
Но видя, как пучатся от удивления глаза Красавчега, добавил:
– Встречал тут на днях его. Зеленый его кажется, знает. На Большом Истоке только Руфус Бродяга попадает под описание. Надо навестить товарища, пока еще дел каких не наделал.
– Ты думаешь, он убил Гнутого?
– У меня нет основания, так утверждать. Но что-то тут не чисто. В любом случае перекинуться словечками, узнать что и как, зачем этот Руфус у нас появился и когда.
– Для начала давай поговорим с Владом Томожней. Он все про новичков знает. Этот Руфус не мог мимо него пройти незамеченным.
Идея Ника мне понравилась, и мы решили не откладывать работу в долгий ящик. Виски конечно приятно пить на осеннем холодке, но от расследования никуда не деться.
* * *Первым делом мы направились к Владу Таможне. Найти его вечером можно было только в конторе. Он заседал на работе с утра до поздней ночи. Вообще не понятно, когда он спит, и отдыхает ли вообще. Не человек, а машина. Весь погружен в работу, занырнул в нее с головой, а вынырнуть забыл.
Офис миграционной службы Большого Истока располагался на проспекте Ветров в паре кварталов от полицейского управления. Двухэтажное здание из красного кирпича, где на втором этаже в одном из трех кабинетов, отданных под службу миграции, сидел Влад Таможня. Альтеры называли это место Роддом. В какой-то мере это было правильно. Каждый из нас, если он только не родился на Большом Истоке, проходил через эти кабинеты. Именно здесь начиналась новая жизнь для альтеров. Жизнь среди своих. Впрочем, ребятам из МС не нравилось когда их место работы называли Роддом. Ну, кому может такое понравится. Кентавром тоже не нравится когда полицейский участок называют Конюшней, хотя гражданские по-другому и не выражаются.
Влад нас встречал на пороге кабинета. Высокий, холеный, худой с черными тонкими усами над верхней губой и горящими угольками глаз. Он первым протянул руку и пожал сначала мне, затем Нику.
– Проходите, присаживайтесь. Виски, пиво или что другое? – гостеприимно предложил он.
– Стакан воды, если можно, – попросил я.
Виски на сегодня хватит. Нам еще к Зеленому идти, а там мало ли что.
Влад наполнил стакан водой и протянул мне. После чего вернулся в свое кресло. Выглядел он при этом как босс сицилийской мафии, к которому пришли докучливые просители. Сразу пристрелить нельзя, это испортит репутацию, а слушать грустно.
– Много времени мы не отнимем, – сказал Красавчег. – Меня интересует за последние пару месяцев на Большой Исток много народу приехало?
– Да не то чтобы очень, но были люди. Сейчас. Сейчас.
Таможня защелкал по клавиатуре, вызывая из памяти компьютера нужные документы.
– Вот, пожалуйста, восемь человек прибыли на Большой Исток. Семья из четырех человек. И еще четверо по отдельности.
– Сколько из них мужчин?
– Трое. Один глава семейства. И еще два по отдельности.
– Подбрось и выбрось, ты не можешь выражаться по-человечески. Что значит по отдельности?
– Это значит, что эти люди не были друг с другом знакомы и приехали на Большой Исток по независимым друг от друга причинам, – сурово заявил Влад.
– Как их говоришь, зовут? – спросил Красавчег.
– Я еще не говорил, но пожалуйста. Глава семейства Патрокл Груша…
Чудеснее имя не придумаешь, а уж фамилия так вообще. С ужасом могу себе представить, какой талант есть у этого Патрокла при такой фамилии.
– Отпадает, – сказал Ник.
– Лайм Ромашка и Дима Король.
Ни одного попадания. Руфуса Бродяги среди этих типов не было, или он тщательно замаскировался.
Ник выглядел удрученным, но не сдавался. Облизнув губы и скривившись, словно от порции лимонной кислоты, он потребовал:
– Мне нужны досье всех переселенцев за эти два месяца.
– Только мужчин?
– Всех я сказал. Будем искать.
– А что случилось? – поинтересовался Таможня, отправляя на печать документы.
– Ничего серьезного. Пока. Но может случиться. На всякий случай сиди дома и не заключай ни с кем сомнительных сделок, – посоветовал Ник Красавчег.
– В особенности если человек выглядит, как попугай, – добавил я.
Мы покидали кабинет Влада Таможни с папкой документов, которые еще предстояло тщательно изучить. Но я уже знал, что это ложный ход. Ни на одной из фотографий новых альтеров не было знакомого мне Попугая. Кем бы он ни был, но на Большом Истоке он уже давно, либо проник незаконно.
* * *Зеленого мы застали в «Зажигалке». Он сидел грустный за барной стойкой и разглядывал бокал пива на просвет. В его глазах застыла вековая скорбь.
– Что случилось? – спросил я, присаживаясь рядом.
– Он не полетел, – тяжело вздохнул Зеленый и уткнулся носом в пивную пену.
– Кто? – удивился Красавчег.
– Мой самолет. Я так долго собирал его. А он отказался летать. Что за жизнь? Вот скажите, преподобный, есть ли счастье на свете?
– Определенно есть. Только надо его искать. Для каждого счастье разное.
– Вот и я так думаю, – удрученно согласился Зеленый. – Только я его почему-то не вижу.
По другую сторону барной стойки появился Марк Щупальцы, бросил сочувственный взгляд на Зеленого и покачал головой.
– С утра, гад, сидит, еще ни одной кружки не выпил. Одно разорение с этого Зеленого, – заметил он. – Так еще и ноет беспрестанно. Уши уже в трубочку сворачиваются. Глаза бы мои на него не глядели.
Щупальца вытянул руки и, не выходя из бара, убрал пустую посуду с ближайшего столика.
– Это мы сейчас исправим. Зеленый, очнись, самолет взлетит, когда ты этого захочешь. Надо только захотеть. Наверняка, где-то напортачил, что-то недотянул, что-то недокрутил, – попытался утешить Красавчег.
– Надо смотреть правде в глаза. Я бездарность. Просто бездарность. Мне место на помойке. Вы не знаете ближайшую помойку, где я бы мог залечь на дно? – Зеленый с надеждой посмотрел на меня.
– Подбрось да выбрось, что за упадничество?
– Соберись, тряпка! – потребовал Красавчег.
Но Зеленый был не исправим. В следующие четверть часа он успел поведать нам о своей горькой доле, о своей никчемности, о своем скудоумии, о своей косорукости. Любая попытка переключить его на другую тему, терпела фиаско. Зеленый внимательно выслушивал нас, но после этого возвращался к своей истории. В таком состоянии он был совершенно бесполезен. Нет смысла надеяться получить от него какую-либо помощь.
