Сергей Лексутов - Игра в голос по-курайски
Подошла кондукторша, уставилась взглядом милицейского сержанта, ведущего самостоятельное расследование, из-за отсутствия штатного следователя.
Павел вздохнул, сказал с сожалением:
— Денег нет…
— Тогда выходи!
— Хорошо, — покладисто обронил Павел.
Глава 5
Этот район Павел неплохо знал. Пройдя немного по улице, юркнул в арку длиннющей пятиэтажки. Метрах в ста от арки беспорядочной группой стояло десятка три металлических гаражей, между ними имелся узкий извилистый проход, о котором знали только местные жители. Павел быстро, не оглядываясь, вошел в проход и встал за ближайшим углом гаража. Выждал пять минут, потом еще десять, за ним никто не шел.
— Интересное кино! Неужели этих топтунов так легко можно сбросить с хвоста, всего лишь двумя пересадками?.. — проговорил он в полголоса.
А возможно, что им уже и не нужно тропить его неотступно, — тут же подумал он.
Он торопливо прошел, почти пробежал по проходу, юркнул в дыру, проделанную в металлической ограде, и оказался на территории школы. Тропинка наискосок пересекала школьный двор, и с этого краю по ее сторонам росли густые кусты какого-то декоративного гибрида, который даже Павел, биолог со стажем, определить не смог. Здесь было любимое место прогулок собачников со своими питомцами. Ага, вон уже и дама аж с двумя собачками гуляет… Павел не спеша пошел по тропинке. Дама в кусты лезть не изъявляла ни малейшего желания, зато таксы с энтузиазмом шныряли в зарослях, видимо распутывали мышиные следы.
Навстречу Павлу спешил мужичок лет шестидесяти, со стареньким портфелем в руке, типичный школьный учитель. Он даже чем-то неуловимо походил на учителя математики, который был у Павла, хоть тот и прошел всю войну, и контужен был, и два раза из горящего танка спасался, но так всю жизнь и оставался даже на вид безобидным, которого всякий безнаказанно обидеть может. Траектории его и Павла, должны были пересечься как раз на траверзе дамы с собачками, а потому Павел замедлил шаг, в кусты лезть ему тоже не хотелось. Мужичок тем временем поравнялся с дамой, обе гнусные таксы торпедами вылетели из кустов и без промедления с визгливым лаем вцепились мужичку в ноги. Он от неожиданности заплясал на месте, задрыгал ногами, таксы разлетелись по кустам, одна из них завизжала, но тут же снова злобно залаяла. Впрочем, их «злобный» лай как-то не впечатлял. Зато «дама» заорала зычным голосом базарной торговки:
— Ты что, козел старый лягаешься?! Да они стоят больше, чем ты за год зарабатываешь!..
Поскольку компания перекрывала всю тропинку, Павлу пришлось остановиться. И тут он увидел потрясающую картину: жесткое, изрубленное глубокими морщинами лицо старика вдруг расплылось, губы затряслись, из глаз потекли слезы, и он проговорил:
— И вам не совестно?.. Я ведь ваших детей учу, а зарабатываю меньше, чем ваши шавки стоят… Я бы со стыда сгорел на вашем месте… — он пошел прочь, горбясь и не обращая внимания на такс, вцепившихся в его брюки.
А «дама» рявкнула ему в след:
— Сам ты шавка!.. Пи…дуй отсюда, козел старый…
Таксы отцепились от его брюк; может, почувствовали угрызения совести, а может, узрели новый объект для нападения. Но Павел вовсе не собирался обегать этих трех сук по кустам, а потому пошел прямо вперед. Против такс он ничего не имел, хоть и не любил мелких собак, за их сварливый и истеричный нрав, такс он даже уважал, видел однажды, как они азартно гоняли лису. Но эти были совершенно гнусными тварями подстать хозяйке. Он не успел отреагировать, пакостная псина вцепилась в ногу, укусить не укусила, но прищемила чувствительно, а может из-за толстой джинсовой ткани не прокусила кожу. Павел с удовольствием поддел ее ногой, и она улетела в кусты. Он не стал дожидаться, когда вторая вцепится, поддел ее на подходе. «Дама» завизжала так, что у Павла уши заложило:
— Ты что петух дранный делаешь?!. Да я мужу скажу, он приедет со своими охранниками, тебя насмерть запинает!
Понимая, что скандалить никак нельзя, Павел все же остановился, — слезы старика вызвали у него такую ярость, что он уже готов был удавить эту склочную бабу, вместе с ее склочными шавками, — вежливо заговорил, перекрывая визгливый лай, несшийся из кустов:
— Мадам, ваши шавки действительно не стоят даже месячной зарплаты того джентльмена, которого вы только что оскорбили, — не давая ей вставить слово, Павел назидательно выговорил: — Такса, собака охотничья, на людей бросаться ни в коем случае не должна, а ваши шавки бракованные, — он нарочно надавил на слово «шавки». — Вы купили щенков у какого-то бомжа на базаре, а выдаете за первосортный товар… — тут таксы, наконец, выпутались из кустов и снова накинулись на Павла.
Он без затей снова отправил их пинками подальше. Как он и рассчитывал, «дама» от этого беспредела решила перейти от слов к делу: растопырив пальцы, попыталась вцепиться ногтями Павлу в лицо. Он перехватил ее руки, легко блокировал удар ее прелестного колена в свое интимное место своим коленом, и проговорил укоризненно:
— Такая красивая, интеллигентная женщина, а такие слова говорите… Зря вы так сказали — петух драный… Если бы я не боялся совать свой самый чувствительный орган куда попало, я бы вам доказал, что я вовсе не петух…
Отпустив ее руки, он размахнулся и от души влепил звонкую пощечину, по этой смазливой мордочке, будто в ней слились все те хари, которые устроили за Павлом форменную охоту. Он пошел прочь, а она осталась стоять на дорожке, с видом королевы, которой собственный кучер вдруг ни с того, ни с сего предложил сделать ему минет. Он уже прошел метров сто, когда позади раскатилось:
— Ми-и-или-и-и-ци-ия-а!!! Помоги-и-ите-е!!!
Но Павел отлично знал, что милицию в этих краях отыскать весьма проблематично, а потому даже шага не прибавил, так и прошагал через все обширные школьные владения, сопровождаемый визгливыми воплями и не менее визгливым лаем. Вдруг он сообразил, что впервые в жизни ударил женщину, даже остановился от неожиданности, прислушался к себе. Но ничего особенного не ощутил, кроме неожиданной легкости, а из самых глубин души поднималось какое-то сюрреалистическое ликование. А главное, исчезло ощущение обреченности, не оставлявшее его в последние недели.
На тропинку вступил молодой мужик, нерешительно остановился, глядя на Павла и, прислушиваясь ко все еще доносящимся крикам, спросил:
— Чего это там? Насилуют ее, что ли?
— Ково там, насилуют… — Павел жизнерадостно заржал. — Современные бабы сами кого хошь изнасилуют… Они ж все давно перебесились от безденежья и отсутствия нормальных мужиков.
