Песах Амнуэль - Месть в домино
— Я даже дома не был! — радостно сообщил Арчи. — Извини, Андрэ, я действительно не в курсе. Тут такая задача! Отойти невозможно! Представляешь, похоже, нам с Бонди удастся прикончить проблему Тиверса-Макнамары…
— Потом расскажешь, — перебил я. Проблемой Тиверса-Макнамары, одной из самых сложных в современной криптологии, Арчи со своими студентами занимался с начала осеннего семестра. — Ты можешь сделать для меня одну вещь?
— Могу, конечно, — Арчи продолжал изучать меня, надеясь, видимо, по выражению лица быстрее, чем из моих слов, определить, что мне, собственно, от него нужно. — Ты что-то говорил об убийстве? Это что, серьезно?
— Послушай внимательно. Полиция обвиняет меня в убийстве оперного певца прямо на сцене. Конечно, я никого не убивал, хотя не отрицаю — кое-что для этого, наверно, действительно сделал. Я хочу узнать — что именно и делал ли вообще.
— Ты хочешь сказать…
— Погоди. Это физическая задача, понимаешь? Физическая в первую очередь, криминальная — во вторую. Или даже в третью. Я должен задачу решить, иначе меня отправят в тюрьму.
— Да кому ты там…
— Можешь помолчать и послушать? Полиция будет здесь… ну, не знаю, надеюсь, что они не вычислят меня слишком быстро. И если ты не очень устал…
— Я целых три часа поспал ночью. Ты же знаешь, мне этого вполне достаточно.
— Замечательно. Мне нужна информация, которая почти наверняка имеется в банках данных двух итальянских оперных театров, одного издательства и одного музея музыки.
— У них есть сайты? — деловым голосом поинтересовался Арчи.
— Есть, но сайты я уже смотрел, там нет документов, что мне нужны.
— Может, их вообще нет?
— Может, и нет. Это плохо. Но я почти уверен, что есть — нужно…
— Я понял. Снять банки данных. Пароли тебе, конечно, не известны.
Это был не вопрос, а утверждение, я даже кивать не стал.
— Детский сад, — с удовольствием сказал Арчи. — Это же не Пентагон, не разведывательное управление и даже не Национальный банк. Оперные театры, Господи помилуй! Они там наверняка даже не знают, что такое квантовые коды. Давай названия, сейчас мы их…
— Для начала — оперный театр «Аполло» в Риме. Мне нужны документы, датированные январем тысяча восемьсот пятьдесят девятого года.
— Девятнадцатый век? — скептически сказал Арчи. — Насколько я знаю, многие организации подобного рода, имеющие большие архивы, до сих пор не удосужились оцифровать большую часть…
— Будем надеяться на лучшее, — прервал я.
— Будем, — согласился Арчи. — Что у тебя под номером два и дальше?
— Два — это миланский театр «Ла Скала». Три — музыкальное издательство Рикорди. Четыре — музей Верди в Сант-Агате.
— Понял. Что конкретно тебе нужно в документах за январь пятьдесят девятого?
— Не могу сказать точно, — признался я. — Ищи любые тексты, в которых есть упоминание имен Джузеппе Верди, Антонио Сомма…
— Не так быстро, парень, — буркнул Арчи, набирая названные мной имена на клавиатуре.
— Верди, Сомма, — повторил я. — И еще: Евгения Жюльен-Дежан, Гаэтано Фраскини, Леон Джиральдони, Тито Рикорди. И название оперы: «Бал-маскарад». Варианты: «Густав Третий» и «Месть в домино». Впрочем, в указанное мной время два последних названия уже не использовались.
— Тогда зачем ты мне ими голову забиваешь? — резонно спросил Арчи, потянулся и произнес фразу, после которой мне только и осталось признать про себя, что, считая Арчи самым талантливым программистом в университете, я, пожалуй, недооценивал его умственные способности.
— Ты думаешь, что этого… как его… Гастальдони убил кто-то из них? Неужели сам Верди? В жизни не поверю!
Неужели он даже не подумал о том, что люди, чьи имена только что ввел в компьютер, жили полтора века назад? Или для Бреннера понятие времени стало чисто условным — точкой на мировой линии?
— Арчи, — сказал я, чтобы вернуть его в реальный мир двадцать первого века. — Эти люди давно умерли.
— Ладно-ладно, — сказал он. — Потом ты мне объяснишь, кто, как, кого и зачем, а пока отправляйся на тот диванчик, я на нем спал ночью и свидетельствую: как ляжешь, сразу заснешь. Поспи часок, я тебя разбужу, если что. Право, Андрэ, у тебя очень утомленный вид.
— Не думаю, что мне удастся уснуть, — пробормотал я.
— Ты не думай, а усни, — посоветовал Арчи. — Дать тебе таблетку? Нет, не дам, тогда ты вырубишься часа на четыре. Иди ложись.
И я пошел. Диванчик — короткий, мне даже не удалось вытянуть ноги — стоял в дальнем углу компьютерного зала, и на нем лежал, свернувшись клубком, кот Вернер, любимец факультета, имевший особенность появляться там и тогда, где и когда его никто не ждал. Я согнал Вернера, с неприятным шипением покинувшего место, которое он уже считал своим, лег и подтянул ноги к подбородку (Господи, как неудобно). Спать я, конечно, не собирался, мне хорошо было видно, как Арчи возится за своим компьютером, голова его то и дело поднималась над верхним обрезом дисплея, как солнце над линией горизонта.
Конечно, он сделает это. Он вытащит нужные документы, я не сомневался. Но будет ли там то, что мне нужно? А что мне нужно? Я долго над этим думал. Как мне казалось, я сопоставил все физические явления и события, произошедшие за последний месяц (забираться дальше в прошлое мне казалось неразумным, поскольку слишком много оказывалось моментов, которые могли породить ветвления, и построить даже простые эвереттовские диаграммы, по типу фейнмановских, было хотя и возможно в принципе, но совершенно непродуктивно с точки зрения принятия решений). Как мне казалось, я был на правильном пути — просто потому, что все другие дороги приводили к выводам, который сделал инспектор Стадлер, и ему для этого не понадобились ни компьютеры, ни даже знание квантовой физики: обычная житейская логика плюс «неопровержимая» улика. Нож. Для меня эта улика была так же неопровержима, как для Стадлера, только выводы мы сделали противоположные. Так чаще всего и бывает: одна и та же информация при разных начальных идеях и допущениях может вести к диаметрально противоположным выводам. Как в середине прошлого века, когда одно и то же уравнение Шредингера описывало совершенно разные физические мироздания — в копенгагенской концепции, всеми принятой, хотя и сомнительной, и в концепции Эверетта, не принятой тогда никем, хотя и разрешавшей все сомнения относительно применимости волновой функции для описания множества разновероятностных процессов.
Нож… Это означало, что мы с этим чертовым Гастальдоном в одной из ветвей Многомирия… неужели я дал ему в морду, а он… интересно, какое у меня при этом было выражение лица… я очень…
