Роман Буревой - Маска Дантеса
А Марк… Марк раздумывал над тем, что ждет его на Лации. Дикое преступление, понять которое Корвин пока был не в силах. Похищения детей, Стирание памяти. Убийства. И все это творит плебейская секта, галанет пестрит ее дерзкими заявлениями: «Лаций без патрициев — вот наш девиз!»
Спору нет, патриции и плебеи всегда недолюбливали друг друга: ссоры, конфликты, взаимные обвинения — каждая страница истории Лация переполнена ими. Да, враждовали, сорились, интриговали. Но никогда ни плебеи, ни патриции не позволяли себе переступить определенную грань. Планета едина, Лаций един; друг без друга патриции и плебеи мгновенно проиграют соседним цивилизациям любую войну и любую экономическую гонку. Пусть плебеев оскорбляет превосходство патрициев, но это показное ворчание никого обмануть не может: исключительная память нобилей работает на благо всего Лация, и плебеев в том числе. Есть сферы деятельности (и таких немало), где плебеи доминируют, а патрициям приходится скромно отойти в сторону. Плебеи всюду врываются нахрапом, требуют, претендуют…
Порой кажется, что драки не миновать. Но нет! Любой спорщик может осипнуть от крика, а пролить кровь не осмелится. Еще Древний Рим, как образец, дал Лацию верный путь бескровной борьбы. Удаление. А если по-латыни — secessio. Бросить Город, уйти на Священную гору, оттуда диктовать оставшимся в одиночестве патрициям свои условия. Так поступали когда-то плебеи на Старой Земле, так действовали и нынешние простолюдины Лация. Разумеется, они не выходили из Нового Рима шумной толпой, выкрикивая: «Повелевайте отныне крышами, упрямые нобили!», — но их вожаки, народные трибуны, без труда могли организовать неповиновение плебса: останавливались подвесные дороги, флайеры замирали на стоянках, гасли голограммы и большинство порталов галанета оказывалось недоступным. Обычно спор не длился дольше трех дней. А когда доходило до недели, это грозило катастрофой Лацию. Но каждая сторона всегда держала в уме, что в случае победы противник не должен протянуть ноги. Иначе всем конец. Положить на лопатки одним броском — вот цель любой плебейской сецессии. И тут же протянуть руку, чтобы помочь подняться.
Так было до нынешнего дня. Но теперь кто-то хотел кардинально решить патрицианский вопрос. Без колебаний стал осуществлять свой план. Патриции пребывали в растерянности. Лишить их наследников генетической памяти! Это конец лацийской аристократии! Катастрофа! Только следователь Корвин мог этому помешать.
Марк очнулся от нерадостных мыслей и посмотрел на Флакка.
Что думает его временный опекун? Почему младший брат Флакка встал во главе мятежной партии? Лишь потому, что по воле случая лишился генетической памяти, став плебеем? Или…
— Луций, расскажи о своем брате. Вы были дружны? — попросил Марк.
— Нет, мы не дружили. Все время ссорились. чуть ли не каждый день дрались. Я был старше, сильнее. Гай оказывался бит довольно часто. Иногда сильно. А вместе… вместе мы бывали редко.
— А Эмми? Она любила брата?
— Любила. Но Гай над ней почти всегда издевался, доводил до слез. Он завидовал. Мне и ей…
— Но это еще не причина, чтобы убивать.
В этот раз Флакк отказался от своей традиции возвращения на родную планету. Планетарный лифт? Нет, ни за что. Это слишком предсказуемо, уязвимо, медленно… теперь, когда каждая минута на счету. Планетолет? Да, именно планетолет. Он куда быстрее и мобильнее. Причем челнок не пассажирский, а грузовой. Никаких данных о том, что на грузовике есть люди, с управляющей станции нуль-портала на планету не передавать, пока Флакк не подаст с Лация условный сигнал. Вигилы сообщали, что на Корвина готовят покушение — заговорщики боятся, что следователю-патрицию без труда удастся распутать клубок их заговора. В общем-то, и данных особых тут не нужно: и так ясно — проще всего с человеком расправиться в тот момент, когда его планетолет входит в плотные слои атмосферы.
— Опускаться будем на грузовой космодром возле Архимедова архипелага, — заявил Флакк. — А «Клелия» тем временем пусть летит на главный космодром. Дать ложную информацию, что все мы — на борту яхты. С яхты все ценное забрать. И помолимся Фортуне Примегении.
Спору нет, операция не слишком замысловатая, но придумать что-либо действенное в условиях цейтнота было практически невозможно.
Спуск проходил отнюдь не в комфортных условиях: в пустом брюхе грузовика Корвин и его друзья поместились в защитные коконы, такие обычно использует космический десант. Марк старался думать о предстоящем расследовании. Что в первую очередь, что во вторую… Но в голову постоянно лезли совсем другие вопросы. «Плебеи напали на детей…» «Как справиться с ненавистью?» — «Со всеобщей ненавистью», — уточнял голос предков. «Почему именно сейчас?» — на этот вопрос ни Марк, ни его верный голос не давали ответа.
«Данный момент ничем особенным не обусловлен. — начинал рассуждать заново Марк. — Все шло как прежде, как сто и двести лет назад… Может быть, в этом все дело? Кому-то надоела стабильность, и он решил как следует потрясти планету?»
По мысли почти тут же сбивались.
«А что если произошла утечка информации, сектанты узнали, что мы с Флакком и Лери здесь, и нас собьют? »
«Чепуха! Не дрейфь. Думай о конкретном. О предстоящем расследовании», — советовал голос.
Однако выполнить мудрый совет оказалось не так просто.
Спуск произошел без особых приключений. Если не считать, что посадка была отнюдь не самая мягкая. Тряхнуло здорово. Но коконы самортизировали удар. Через час на грузовом космодроме опустились два флайера. В каждом — по десять легионеров из когорты Флакка. Все ветераны. И все — патриции. Охрана прибыла. Можно считать, что первый этап операции прошел успешно.
— Первым делом летим в префектуру вигилов, — решил Марк. — Там ознакомимся с данными по нашему делу. А затем… — Он бросил взгляд на военного трибуна. — В тюрьму. Я должен поговорить с Гаем Флакком.
Военный трибун никак не отреагировал.
— А я должен отвезти отца домой, — заявил молодой Друз. — Не думаю, что после двадцати лет в озерном городе отец мечтает первым делом очутиться в лацийском карцере.
— Ты нам нужен, — Корвин намеренно подчеркнул голосом это «нам».
— Плебеев ныне для патрициев не существует, — сказал кто-то за спиной Марка.
«Все плохо, очень плохо…» — нашептывал голос.
— Я сам доберусь до дома, на Лации, кажется, моей жизни никто не угрожает… — Отшельник усмехнулся. — Впрочем, у меня и дома теперь нет. Так ведь? Придется снять номер в гостинице.
— Отец…
— Не волнуйся, мне всегда нравилось жить в гостиницах, Лу.
