Даниэль Клугер - Дело о вещих снах
– Он никогда ничем не болел! – при этом Ницан с удивлением уловил в ее голосе плохо скрытое раздражение, даже ярость. Он разочарованно покачал головой:
– Тысячи людей кажутся здоровыми, а потом вдруг умирают… Каково официальное заключение целителей относительно причин его смерти?
Вместо ответа госпожа Нурит извлекла из сумочки какую-то бумагу и протянула ее Ницану. Сыщик нехотя взял документ. Это оказалось свидетельство о смерти Шу-Суэна Барроэса, подписанное тремя целителями. Имя Иштари-Каана, чья подпись стояла первой, была Ницану известна, имена остальных не говорили ничего. Хотя вряд пользующийся заслуженным авторитетом Иштари-Каан согласился бы подписать серьезный документ в компании с какими-нибудь проходимцами.
Причиной смерти мужа госпожи Нурит была указана сердечная недостаточность. Ницан пожал плечами.
– И что же? – спросил он. – Что тут необычного?
– Он умер при мне, – резко ответила вдова. – Какая сердечная недостаточность? Я же говорю – он никогда ничем не болел! Мы сидели за столом, за обеденным столом. Шу наклонился, чтобы взять хлеб. В этот момент лицо его вдруг сделалось серым, он откинулся на спинку стула, закрыл глаза. И все, – на этот раз голос вдовы все-таки дрогнул. – Понимаете? Мгновенно. С чего вдруг? Человек потянулся за хлебом? Будто задули свечу…
– Кто-нибудь еще находился рядом? – спросил Ницан.
– Мы всегда обедаем вдвоем.
– Слуги?
– Он не признавал слуг за обедом. Даже големов.
Ницан вновь обратился к справке. Слова госпожи Нурит его ни в чем не убедили. Мало ли что: никогда не болел! Просто никогда не жаловался на боли. Не придавал им значения. Вот и доигрался. Свечу задули. Надо же!
– Сколько лет было вашему мужу? – спросил он.
– Сорок восемь. Он на двенадцать лет старше меня. Был старше, – поправилась она тут же. Вообще, Ницан успел обратить внимание на то, что Нурит Барроэс тщательно следит за речью и, по всей видимости, не признает двойного толкования своих слов.
После короткой паузы вдова сказала:
– Понимаю ваши сомнения, я тоже не сразу пришла к выводу, что с его смертью что-то не так. Поначалу я удовлетворилась объяснением целителей. В конце концов, им виднее, не зря же он платил им деньги.
Ницан неопределенно хмыкнул. Бывает, что зря.
– Но вот что я должна вам рассказать… – она некоторое время молчала, потом продолжила: – Семья Барроэс относится к традиционалистам. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
Ницан кивнул.
– Шу-Суэн принял нашу фамилию, когда женился на мне. Таково было условие, которое поставил мой отец. Дело в том, что наследником дома Барроэсов может быть только носитель этого имени, а у меня не было ни братьев, ни сестер. Поэтому отец потребовал, чтобы мой будущий муж принял нашу фамилию.
– Отказавшись от своей? – уточнил сыщик.
– Естественно. Шу-Суэн происходил из рода Лагаши… – вдова пожала плечами. – Его это нисколько не смутило. Лагаши – захудалый провинциальный род, говорят, будто его члены когда-то враждовали с Барроэсами. Не знаю, все это история. Шу был человеком современным, всеми этими проблемами нисколько не интересовался. Повторяю, его нисколько не смутила смена имени.
Видимо, наследство Барроэсов стоило отказа от родового имени. Впрочем, Ницана никоим образом не интересовал моральный облик покойного. А какое отношение имеет вероисповедание семьи Барроэсов к смерти мужа госпожи Нурит, он пока не понимал.
Между тем вдова извлекла все из той же сумочки аккуратно сложенную бумагу, развернула ее и передала сыщику. Это оказалось обязательство на неразглашение информации, которую частный детектив Ницан Бар-Аба получит от госпожи Нурит Барроэс в ходе расследования обстоятельств смерти ее мужа Шу-Суэна Барроэса.
Ницан тяжело вздохнул. Ему очень не хотелось подписывать никаких бумаг, но решение уже было принято. Бутылка лагашской горькой и аванс, призывно поблескивавший на столе, сделали свое дело.
– Если я во что-то вляпался, Лугаль, виноват в этом окажешься ты… – пробормотал он, ставя свою подпись внизу листа. – Кто тебя просил налагать воспитательные заклятия? Тоже, нашелся блюститель морали… Ладно, – сказал он громче, обращаясь к госпоже Барроэс. – Как видите, я подписал, а значит – взялся за ваше дело. Может быть, теперь вы объясните мне причины ваших подозрений? Что вас не устраивает в заключении врачей? Что заставило вас вдруг обратиться в полицию, к частным детективам?
– Разумеется, я обратилась не вдруг, – ответила вдова. – Как я вам уже говорила, мой муж стал традиционалистом. Но недавно я обнаружила вот это… – Нурит Барроэс положила на стол довольно объемистый сверток. – Взгляните, господин бар-Аба, и вы сами убедитесь, что у меня возникли веские причины для тревоги.
Ницан не притронулся к свертку. С похмелья его подозрительность к посторонним лицам и сомнительным предметам возрастала многократно – даже если указанные предметы принадлежат столь очаровательным особам, как госпожа Барроэс. Дважды такая осторожность спасла его от преждевременного путешествия в царство Эрешкигаль. Вместо того, чтобы срывать оберточную бумагу, он внимательнейшим (насколько это было возможно после вчерашнего вечера и сегодняшнего пива) образом присмотрелся к даме, ухитрившейся столь грациозно расположиться в чудовищном сооружении, выполнявшем функции кресла для посетителей. Было в ней нечто особенное, внутренняя сила, поначалу незаметная, маскировавшаяся внешним лоском и изяществом.
– Мой муж никогда не интересовался магией, – сказала она вдруг. – Как, впрочем, и я. Тем более, культовыми предметами, не имеющими отношения к традиционализму. Потому-то меня так удивило то, что находится в этом свертке. Прошу вас, посмотрите. Не бойтесь, это неопасно. Во всяком случае, со мной ничего не произошло.
«Пока не произошло», – мысленно поправил Ницан, настроение которого после упоминания госпожой Нурит магии резко ухудшилось. Он осторожно протянул руку к свертку и тотчас ощутил легкое покалыванье в кончиках пальцев. Магическое поле. Посетительница права. Тем меньше оснований вот так, без всяких мер предосторожности, вскрывать пакет. Ницан молча поднялся со своего места, боком подошел к спешно застеленной постели. При этом он не отрывал взгляда от стола. Попытался нащупать под подушкой полицейский жезл. Спустя несколько томительных мгновений, во время которых пальцы хватали пустоту, Ницан вспомнил, что жезла под подушкой нет. Очередная попытка извлечь его из затопленной раковины успехом не увенчалась. Лугальбанда не верил в то, что его другу магический жезл может понадобиться для чего-либо, кроме снятия заклятий с алкогольных напитков.
