Ольга Пашнина - Беглянка
Но сделать с этим ничего не получилось. Не существовало магии, способной помочь за пару минут – какая досадная неприятность. Так что ни целительные заклятия, ни зелье от ушибов, приложенное к моему лицу, не помогли.
– О, Богиня, – простонала Кристалл. – Сиди здесь, пожалуйста, и приляг. Тебя точно не тошнит?
– Не знаю, – откликнулась я. – Может быть.
Она вышла, оставив меня в темноте и тишине. Наконец-то. Я осторожно потрогала щеку и поморщилась – болела. Ну и красотка я сейчас, хоть портреты пиши. Впервые мне попало от отца так, что остались следы. И, похоже, Кристалл это поразило. Мы с мачехой находились в состоянии холодной вежливости с самого ее приезда в дом. Раньше она не была замечена в подобной заботе. А может, не хотела, чтобы на приеме я сверкала огромными синяком. Неизвестно, справится ли зелье быстро. А ну как завтра лицо совсем посинеет, да так, что несколько тюбиков грима не помогут?
Вскоре послышались шаги, и я села на кровати. За окном уже кончился закат, на небе появились первые робкие звезды.
Отец остановился в проходе. И я даже сомневалась, что он видел в такой темноте мое лицо.
– Ты остаешься. Не смей даже думать о том, чтобы выйти из дома. Герберт будет заходить.
– Да, папа, – ответила я. – Удачного приема.
ГербертОн нашел Кортни в малой гостиной, у камина. Солнце час как село, Кордеро-холл затих. Слуги отправились к себе, дабы не мешать молодой хозяйке, а у Герберта был ключ, и он даже не стал звонить. Хоть и понимал, что может напугать неожиданным визитом девушку.
Некоторое время мужчина стоял в тени, наблюдая. Учебник небрежно валялся на полу, пара страничек помялась, а Кортни с увлечением читала какую-то книгу. И, что больше всего удивило мужчину, рядом на небольшом столике стоял бокал виски со льдом.
– История, вижу, кажется тебе слишком скучной для выходного вечера, – усмехнулся он.
Кортни совершенно спокойно подняла голову. В отблеске свечей ее лицо казалось еще красивее.
– Не люблю думать о прошлом. Мне кажется, это лишает будущего.
– Без знаний о прошлом будущего не построишь.
Он сел рядом, протянул, поддавшись внезапному порыву, руку и убрал с ее лица непослушную кудряшку.
– Постоянно будешь совершать одни и те же ошибки. Есть хоть один период в истории, который тебе нравится?
– Да. Домагическая эпоха. Когда люди не умели ничего, кроме как добывать еду. Они не плели интриг. Не устраивали кровопролитных войн. И не носили дикие сложносоставные имена. Прелесть, а не время. Но этот экзамен я сдала еще на седьмом году обучения.
– Я так понимаю, – усмехнулся Герберт, – сдала не слишком хорошо, раз не знаешь ничего о войнах домагической эпохи.
– Ты прав, – фыркнула Кортни. – Я знаю лишь то, что, когда появилась магия, люди резко переселились из пещер в дома.
Несколько свечей погасло. В комнате будто бы не стало темнее, но атмосфера неуловимо изменилась. Герберт чувствовал на себе изучающий взгляд девушки. И в один момент словно начал действовать по наитию. Послушай он разум, пожелай спокойной ночи и уйди – все было бы проще. Но он поднял с пола учебник, подхватил свободной рукой выпавший из него лист, исписанный мелким убористым почерком Кортни.
– Я обычно не делаю так. Но твои знания оскорбляют меня как юриста. И просто как образованного человека.
– Даже если ты прочтешь вслух этот учебник трижды, знаний у меня больше не станет. Боюсь, просто усну на третьей строчке.
– О нет, подвергать тебя такому испытанию я не намерен. У тебя эссе?
В глазах девушки зажегся любопытный огонек. Теперь Кортни заинтересовалась. В ее хорошенькой головке уже сложились все элементы пазла… кроме одного.
– И что же я буду тебе должна за эту неоценимую помощь, которая, конечно, приведет в бешенство отца?
– Если он о ней узнает – возможно. Для начала принеси мне кофе. С коньяком.
Она тут же поднялась. С колен упал мягкий красный плед. Герберт проводил девушку взглядом, прежде чем взяться за перо.
– Кортни, – окликнул он ее, когда та уже была у дверей, – можно без кофе.
* * *Медленно таяла свеча. Герберт писал быстро, не прошло и получаса, как он закончил, но за это время в комнате стало еще темнее. Кортни могла бы и поменять свечи, но девушка сидела на софе и неотрывно следила за его рукой.
– Готово, малышка, – хмыкнул он. – Только не забудь переписать это своей рукой.
– А то что? – усмехнулась Кортни. – Боишься, папа наругает?
Герберт отставил в сторону книгу и перо. На пальцах остались чернила. Мужчина поднял руку и легко провел кончиком указательного пальца по щеке Кортни, оставляя едва заметный черный след. Ему показалось… или глаза ее потемнели? Девушка не умела ничего скрывать, и… нет, не чудилось – она его провоцировала.
Он наклонился ниже. Его губы почти коснулись ее лица. Кортни не шелохнулась, только в глубине темных глаз таилось что-то… любопытство?
– Опасно играть в такие игры, – его голос сделался ниже, бархатистее.
– В какие?
И будто бы вправду не поняла, нахмурилась, удивилась. Только лукавый огонек в глазах выдавал это притворство. Погасла еще одна свеча. Трещали в камине поленья. Кортни усмехнулась.
– Смеешься? – улыбнулся Герберт. – Не веришь, что я на это способен?
– Нет. – Она закусила губу. – Не верю. Ты слишком боишься потерять доверие отца. Его дружбу.
– Думаешь?
Он собрал ее волосы в хвост, сжал в кулаке шелковистые каштановые кудряшки.
– А если я скажу, что это мне ты обязана чудесными выходными вдали от такого ненавистного приема? Что, если это я убедил Карла оставить тебя дома? Под предлогом того, что научу тебя наконец истории?
– Так научи, – шепнула девушка.
Он заставил ее наклонить голову назад, обнажив шею. Скользнул губами по нежной коже. У Кортни вырвался короткий стон. Герберт с удовольствием вдохнул аромат ее духов, нежных, с явными нотками корицы. Кортни пахла как зимний чай, согревала, даже обжигала все внутри.
Продолжая целовать ее, поднимаясь все выше к губам, мужчина расшнуровал корсет, запустив в чашечки руку. Она застонала громче, когда он сжал сосок и потянул. Их губы встретились, языки сплелись, и этот, пожалуй, чересчур глубокий поцелуй длился вечность. Герберт освободил ее от корсета, расшнуровав весь, и, заставив девушку лечь на софу, опустился сверху.
Хрупкая… сильная, но в то же время беспомощная и еще очень наивная. Невинная…
Остатки разума его все же не покинули. Мужчина дал ей вдохнуть, меж тем избавляясь от рубашки. Поверх одежды упали четки, которые он никогда не выпускал из рук. Платье Кортни уже давно оказалось на полу, и Герберт рассматривал в тусклом свете свечей ее тело. Проводил рукой по ключице. Слушал прерывистое дыхание. Ему нестерпимо хотелось покончить с этой пыткой и взять ее, но осознание того, что Кортни невинна, немного отрезвляло.