Карина Демина - Голодная бездна
Он не лил свою кровь на Черный алтарь.
Он не приносил клятву.
Он… был отвратительно свободен.
– Вижу, ты понимаешь. Твой брат амбициозен сверх меры. За троих, скажем так. А род Альваро всегда отличался стремлением к власти. Твой брат… способен. Очень способен. Тебе он кажется человеком недалеким, но это – одна из масок. Твой брат способен нарушить равновесие и выпустить из Бездны тех, кто в ней заперт. Это… многим не по вкусу.
– И мне следует его остановить?
Мэйнфорд поднялся.
Сколько он здесь провел? Час? Два? Все десять? В комнате без окон время чувствовалось иначе, и Мэйнфорд не удивится, если окажется, что в доме Провидицы он провел даже не часы – дни.
С дочерей Великой Лалохи станется пошутить.
– Было бы неплохо. – Она подала мятую рубаху. – Но не нам указывать тебе, что делать.
– Да неужели.
Раздражение нахлынуло вместе с усталостью. Ладно, секс был хорошим, это стоило признать, но ни один хороший секс не стоит потерянного на пустые разговоры времени.
– Мэйнфорд-мааре! – Она все же села, скрестив ноги, нагая и совершенно бесстыдная. Или лучше сказать, совершенная в своем бесстыдстве? – Мне кажется, что я вновь плохо объясняю. Великая Лалоха не требует от тебя принести на алтарь сердце твоего брата.
– Спасибо и на этом.
– Но предупреждает, что на этом алтаре может оказаться твое собственное.
Рубашка была мало того что мятой, так еще и несвежей. И почему-то именно сейчас это обстоятельство безумно злило Мэйнфорда.
– Ему кажется, что его сил достаточно, чтобы удержать цепных псов Бездны, чтобы поставить их служить себе, как то делали масеуалле…
– Погоди… – Мэйнфорд запутался в рукавах, которые переплелись, связались жгутом. – Что делали масеуалле?
– Не все и не всегда. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что такое боги?
– Нет.
– Зря. Боги… скажем так, представь себе изначальную силу, обладающую собственной волей и сознанием.
С рукавами Мэйнфорд сражался сосредоточенно, но на Провидицу в ее стремлении поделиться откровением, это не действовало.
– Эта сила нематериальна. Она лишена возможности напрямую воздействовать на мир, но однажды были созданы те, кого можно назвать… допустим, посредниками. Слабые существа. Смертные существа. Сосуды, способные вместить каплю этой силы. Искру.
– Образно.
С рукавами он справился и рубашку надел, и с пуговицами завозился.
– Но беда в том, что у этих… сосудов оказались собственные воля и разум, которые мешали им быть просто инструментом. Нет, порой появляются истинные избранники, но ты сам знаешь, что это – лишь пустые оболочки, срок жизни которых исчисляется неделями, если не днями. Плоть не способна выдержать чистую силу…
Она наклонила руку, и на розоватой гладкой ладони проступили капли золотой росы.
– Люди были созданы для нужд богов, но представь, что однажды именно люди нашли способ подчинить себе изначальную силу.
– Как?
– Кто знает, Мэйнфорд-мааре.
Она, та, чьи глаза наполнялись живым золотом, и не только глаза. Золотая испарина покрыла лоб и щеки Провидицы, а на переносице ее появилась вертикальная складка Спящего Ока.
– Но масеуалле… не все масеуалле, лишь избранные, сумели обуздать силу своих создателей. Они управляли Богами. И восходя к ним на алтаре, наполнялись их силой. И возмещали взятое кровью своих подданных. Однако когда на земли масеуалле явились люди в железных доспехах, оказалось, что боги масеуалле слишком слабы…
– Случилась война, и боги эти были низвергнуты, – завершил Мэйнфорд, не зная, как поступить дальше. Определенно, хамить той, что являлась вышеупомянутой силой, обретшей временное пристанище в теле верной дочери своей, не следовало.
А быть вежливым против своей воли он никогда не умел.
– Мы не хотели войны. – Великая Лалоха рисовала золотые узоры по ковру. – Мы были не так уж сильны. Наша земля умирала, а эта… эта была слишком чужой, чтобы черпать из нее силы. Мы могли бы заключить мир, как и собирались сделать, но люди решили иначе. Масеуалле воззвали к богам, и те подчинились воле смертных. Подчинились охотно, будто псы, для которых слово хозяина – священно.
Она печалилась.
И лила слезы, которые стекали каплями расплавленного золота, но то не опаляло ковер, лишь растворялось в нем, порождая мягкую зыбь.
– Твой предок… воссоздал одну вещь.
– Свирель.
– Она подчиняла разум, нет, не богов, людей. Но если боги были послушны людям… масеуалле сами заперли их в Бездне.
И война закончилась.
Жители Старого Света, чья агония все еще длилась, получили шанс и многие мили плодородных земель, по которым прошлись Темные Всадники.
Оспа и чума.
Холера.
Сыпной тиф.
Потница и испанка очищали эти земли во славу новых хозяев. А старые… старым оставалось укрыться в Атцлане, стены которого превратили город в неприступную крепость. Или тюрьму. В конце концов, разница меж тем и другим невелика. Но какое это все имеет отношение к Мэйнфорду?
– Твоему брату внушили, что свирель и кровь масеуалле дадут ему власть над Запертыми-в-Бездне, – золото таяло. Как первый снег, как первый вздох моря, опаливший лицо, как… дальше Мэйнфорд не додумал. – Но на алтарь взошел ты… и этого он не простит.
Глава 23
Кохэн явился в седьмом часу утра.
Он поднялся по лестнице, постучал в дверь, и, не дождавшись ответа, эту дверь толкнул, а она и открылась, потому что место это не имело сил сопротивляться.
Оно было слабым.
И боязливым, как управляющий, высунувший крысиную морду из своей норы.
– Вы к кому? – спросил он в спину, но ответа не был удостоен. Однако управляющий не убрался, мучимый не то любопытством, не то страхом.
– Утра доброго! – Голос Кохэна проник сквозь картонные стены, заставив безумную семейку, в которой никогда не прекращались скандалы, притихнуть.
Скрипнула дверь наверху.
Заныли половицы. Что-то упало, что-то зашелестело. И звуки эти были столь непривычны очнувшемуся дому, что Тельма рассмеялась.
Настроение с утра было неожиданно хорошим.
– Заходи. – Она взяла стаканчик с кофе и коробку с пончиками. – С чего такая щедрость?
– Так велено было заботиться. – Кохэн огляделся. – Скажи, что тебя держит в этом месте?
Он провел пальцем по обоям, под которыми проступили пузыри побелки, словно стена вдруг приболела оспой. Прислушался к скандалу, вновь вспыхнувшему – ранний гость не был поводом надолго отрываться от обычного занятия, – и покачал головой.
– Деньги, – честно ответила Тельма. – Точнее, их отсутствие.
