Маркус Сэйки - Лучший мир
– Спасибо. – Лицо у него было мокрым от слез, нос покраснел. – Мей-мей[52], спасибо.
От этого сдали нервы и у нее, она присоединилась к объятию, и они все вчетвером плакали и смеялись…
Шеннон зевнула, потянулась и, сбросив с себя одеяло, побрела в ванную. Посмотрев в зеркало, плеснула в лицо водой – на нем оставался отпечаток подушки.
«Поделом тебе, ленивица», – прозвучал в ее голове голос отца, и она улыбнулась.
Что она любила в отелях, так это халаты в ванной, и тот, что висел рядом с душем (из плотной махровой ткани), был великолепен. Но что еще лучше, так это кофе-машина в номере. Шеннон засыпала два пакетика кофе, подождала, слушая бульканье и шипение и вспоминая тепло головы Элис на своих коленях, шелк волос под пальцами.
Она выложила кругленькую сумму за эту гостиницу. Интерьер номера соответствовал затратам, являя собой образец минимализма: белые стены, скромная мебель. Одна из стен была из солнцезащитного стекла, которое смягчало яркое зимнее сияние. Шеннон вышла с кофе на балкон. Дрожь пробрала ее, и она потуже затянула пояс халата. Вайоминг в ноябре, нет уж, спасибочки.
«Нужно найти какую-нибудь революцию со штаб-квартирой в Сан-Диего».
Но, несмотря на холод, ей было хорошо. Прохладный воздух освежал, и этот контраст делал кофе еще вкуснее. Внизу распростерлась Тесла во всем своем угловатом навязчивом величии. В зеркальных стенах комплекса «Эпштейн индастриалз» отражалось холодное небо пустыни. Откуда-то доносились рокочущие раскаты – наверное, уличный трафик, решила Шеннон. Ей хотелось узнать, как прошла встреча Ника с Эриком, принял ли миллионер то, что создали ученые. Мысль о сыворотке все еще не давала ей покоя. Что-то похожее она испытывала утром после первого в ее жизни секса: мир тогда тоже вроде бы не изменился, но казался совсем другим. И что это за постоянный рев, он чертовски похож на…
Этот звук вдруг стал чем-то больше, чем звук. Он заполнил все пространство вокруг, громкий и непререкаемый, такой сильный – хоть обопрись о него. Быстронарастающий и вездесущий, разрушительный, душераздирающий рев, производимый не одним или двумя, а тремя истребителями, которые пронеслись над ее головой, выстроившись хищным треугольником. Они летели так низко, что она разглядела висевшие под крыльями гроздья ракет.
«Какого дьявола?»
Шеннон ухватилась за перила балкона, глядя, как самолеты летят по серому небу, их рев вибрировал и возвращался эхом. Она мало что понимала в военной авиации, не могла сказать, что они здесь делают, но, будучи всю свою взрослую жизнь солдатом, умела распознать угрозу, когда с ней сталкивалась.
Она поспешила назад в номер, оставив за собой дверь балкона полуоткрытой, и холодный ветерок проник за ней внутрь. Трехмерный экран был лощеный и стильный, воплощая собой скорее современное искусство дизайна, чем развлекательный центр, но ее сейчас волновали только кнопки включения и перемены каналов. Поблекшая кухня поблекшего ситкома, гиперактивный мультик в каком-то детском шоу, реклама адвоката, специализирующегося на несчастных случаях, и вот наконец – «Фокс ньюс». Самая середина безвкусного графического блока. Под приглушенную высокопарную музыку на экране появляются трехмерные буквы: «АМЕРИКА НА ГРАНИ», потом слова взрываются, вместо них возникает стилизованная карта Вайоминга в огне, а на ее фоне название: «ВОЙНА В ПУСТЫНЕ». Сварганенное на скорую руку патриотическое блюдо: флаг, звезды, Белый дом, орлиный клекот, истребители. Блок сменился кадрами аэрофотосъемки с неторопливо летящего новостного беспилотника. Кипящий активностью военный лагерь из сборных сооружений. Ряды танков и грузовиков. Аэродром, заполненный военными вертолетами. И тысячи, десятки тысяч солдат.
Ландшафт имел пыльно-коричневый и холодный вид с небом такого же цвета, что было видно из окна. И если картинка на экране казалась Шеннон знакомой, то лишь потому, что она бывала в тех местах с полсотни раз: Джиллет, восточные ворота Обетованной. Она охнула, не веря своим глазам.
Американские войска занимают американский город.
Голос ведущего сказал: «Военные продолжают скапливаться в Вайоминге, правительство называет это антитеррористическими учениями. Будут ли учения перенесены на Новую Землю Обетованную, не сообщается».
На экране появилась карта Вайоминга, условное пятнышко Новой Земли Обетованной было залито красным цветом. В нее вели три дороги – широкие хайвеи из Джиллета, Шошони и Ролинса. Все три города были обозначены звездочками, похожими на отверстия, оставленные пулями.
«Армейские спикеры подтверждают, что в этих маневрах участвуют семьдесят пять тысяч человек личного состава».
Смена картинки: взлетно-посадочная полоса неизвестно где, военная база, взлетают самолеты.
Смена картинки: колонна танков, громадные металлические монстры в окружении солдат, загружающих боеприпасы.
Смена картинки: перегороженное шоссе, «хаммеры» блокируют дорогу. За тяжелыми пулеметами сидят солдаты. Ворчание грузовиков, растянувшихся за линию горизонта.
«Сообщение с Новой Землей Обетованной приостановлено, несмотря на возражения местных властей, которые подчеркивают, что большинство предметов первой необходимости завозится извне».
Смена картинки: фатоватый человек на трибуне, хороший костюм, очки. Бегущая строка сообщает: «Холден Арчер, пресс-секретарь Белого дома». Арчер тем временем говорит: «Предпринимаются все усилия, чтобы ситуация разрешилась быстро и без применения силы. А пока не будем забывать, что три американских города все еще остаются без электричества и еды, и это прямые последствия атаки террористов – террористов, которые, по нашему убеждению, находят убежище в Обетованной».
На экране появилась фотография: красивый человек с правильной формой подбородка стоит перед трибуной.
«Информированный источник из Белого дома подтверждает, что выписан ордер на арест активиста и общественного деятеля Джона Смита. Со считавшегося прежде одним из лидеров террористов Смита были самым неожиданным образом сняты все обвинения, когда всплыла информация о том, что бывший президент Уокер…»
С улицы снова донесся рев моторов, громче, громче. Поначалу это напоминало стереосистему, включенную на максимум, затем – раскат грома, потом – рев толпы на стадионе, наконец – смещающийся звук пролетающих мимо самолетов. Дребезжание окон отеля.
Комментатор продолжил: «Напряжение нарастало со времени первой атаки „Детей Дарвина“. Индекс нестабильности в настоящее время стоит на беспрецедентном уровне девять и две десятых…»
Раздался стук в дверь, и Шеннон чуть не выпрыгнула из халата. Кофе выплеснулось ей на руки.
– Черт! – Она приглушила трансляцию, прокричала: – Уборки не нужно, спасибо.
– Шеннон!
Она замерла, не успев вытереть пальцы о халат. Она знала этот голос, хотя и не предполагала услышать его при таких обстоятельствах. Поставив чашку на стол, Шеннон направилась к двери. В зеркале над приставным столиком появилось ее отражение, и она скорчила гримасу. На щеке у нее остались следы подушки, а волосы («черт побери!») – сплошной кошмар. Она провела рукой, приглаживая их, но лучше не стало.
Набрав полную грудь воздуха, Шеннон расправила плечи и открыла дверь:
– Привет, Натали.
Вид у бывшей жены Ника был бледный и усталый.
– Привет.
Они постояли так пару секунд по обе стороны порожка, наконец Шеннон сказала:
– Ничего не случилось?
– Можно я войду?
– Да, конечно, извините.
Распахнув дверь пошире, Шеннон сделала приглашающий жест и оправдалась:
– Кофе еще не успел разбудить меня окончательно.
Натали вошла в номер, медленно повернулась, оглядывая современный интерьер, вид из окна, отмечая очевидную дороговизну. Шеннон практически видела, как Натали оценивает обстановку, воображает здесь Ника, пытается понять, почему он выбрал эту женщину вместо нее.
«Прекрати. Она всегда была очень любезна. Не ее вина в том, что ты влюбилась в ее бывшего».
Эта мысль поразила Шеннон, и она решила переформулировать ее: «Влюбилась? С каких это пор сексуальная близость называется любовью?»
Ответ был очевиден. Вчерашний вечер в аэропорту. Не из-за того, что он сделал для Ли и Лизы, и не потому, что дал ей правильный ответ о сыворотке. Она была рада и тому и другому, но красивые жесты и политическая совесть – плохая основа для любви.
«Нет. Ты начала влюбляться в него, когда он извинился. Когда он сказал, что больше никогда не будет сомневаться в тебе.
Именно последнее слово и сыграло решающую роль. Завуалированное обещание будущего, которое значит немало».
Она вдруг поняла, что стоит с тупым видом, и встряхнулась.
– Хотите что-нибудь? Кофе?
– Послушайте, – сказала Натали, поворачиваясь к ней, – я не знаю, что происходит между вами и Ником. Да что говорить – я не знаю, что происходит между мной и Ником. Но вы спасли моих детей. Я этого никогда не забуду. Но даже если бы вы не сделали этого, я бы все равно пришла, потому что вы заслуживаете знать: он жив.
