Фигль-Мигль - Эта страна
Игорь Львович этого не знает, Саша этого не знает, но начальник полиции действительно не сказал главного: полиция дала карт-бланш на решение вопроса Сове и его подручным. Наши тюрьмы и зоны и без того переполнены.
Саша (нет, он не забыл те глаза и кепки) выражает сочувствие и напоминает новому мэру о добропорядочных гражданах и их надеждах. Профессор Иван Кириллович Посошков – знаете такого? он в библиотеке на встрече был – ценнейший специалист. Люди из его окружения – безусловные профессионалы. С кем ни столкнись в коридорах отданного под нужды воскрешённых рабочего общежития, это будет учёный, врач, администратор.
Человек, который только и просит, чтобы его привлекли к работе.
– Как вы ошибаетесь, Александр Михайлович, – мрачно сказал Биркин. – Не скажу обо всех, но вот люди, с которыми вы сдружились, работать совсем не желают. Увидели, что им эти пособия до второго пришествия платить будут, и всё.
– Да какие это пособия… Слёзы.
– Тем не менее. Как-то выкручиваются. Общественники. Старые партийцы. Нет, эти работать не станут.
– А вы предлагали?
– Представьте себе, предлагал. И знаете кому? Вот Ивану Кирилловичу Посошкову и предложил. И хотите знать, под каким предлогом он отказался?
«Я хочу знать, от чего именно он отказался».
– Да?
– Он считает морально недопустимым сотрудничество с существующей властью! Я уже ждал, что он начнёт выговаривать в моём лице антинародному режиму! Мы все надеялись получить Россию, которую потеряли, – и что же, прошу прощения, получили? А ведь он даже не большевик, он умеренный социалист. Как тогда большевики должны выглядеть?
– Тогда, наверное, вам нужен дядя Миша. Простите, Михаил Алексеевич. Он у них комендантом.
– Большое спасибо за такое черносотенное знакомство.
– Ну какой же он черносотенец? Бывший кадет. Признал Временное правительство.
– Да? А я вот не далее как вчера разговаривал… и он меня предостерёг…
– С кем, простите, вы разговаривали?
Тут раздался телефонный звонок. Биркин посмотрел на дисплей мобильного, нахмурился, извинился и вышел, а Саша посмотрел ему вслед и подумал, что где-то… как же, прямо здесь, вот в этих интерьерах… он уже такое видел.
Он подошёл к окну, уставился на понурившегося под дождём и ветром Ленина и стал ждать. Но история не повторилась. (Тогда день был тёплый и тихий, а сейчас тусклая дождевая вода заливает Ильичу глаза.)
Дождь и ветер ощутимо стучат в стекло. (Это ноябрь уже пришёл, он стоит на пороге и переводит дыхание.) Спутанные мысли того же размазанного серого цвета, что и площадь перед глазами: кто-то наплёл Биркину небылиц про дядю Мишу; жить в «Престиже» становится накладно. Интересно, сколько ещё простоит этот памятник? Может быть, Кошкин прав: либо у вас Ленин на площади Ленина, либо у вас Соборная площадь с каким-нибудь другим монументом. Или право новое поколение, для которого в Ленине посреди Соборной площади нет ничего странного; им что Ленин, что Пушкин… придут под вечер в хорошую погоду со своими скейтами, гаджетами и напитками, будут шутить и переговариваться… Ленин за спиной… собор за спиной… Мирная жизнь. Родина.
Вернулся Биркин, целый и невредимый. Саша едва на него взглянул, как тут же спросил, что случилось.
Ответ звучит истерически.
– Да что же им надо? Всё же пообещали! Договорились! На уступки пошли! Это какая-то провокация!
– Да?
– Да! Да! Только что.
Вбежала секретарша – с бутылочкой минеральной воды, стаканом и пальто.
– Хотите быть полезным? Тогда поезжайте, поговорите с ними. Неофициально.
– С радостью. Но о чём?
– Совершён теракт, – убито сказал Биркин. – Взрыв в государственном учреждении. По всей вероятности, есть жертвы. Я сейчас еду туда.
– Но… почему такая уверенность, что это именно они?
– Потому что один из исполнителей лежит там в виде трупа. С документами в кармане. С набором улик в руках. Потом, Александр Михайлович. Всё потом.
– Даже неудобно спрашивать, – говорит толстый майор из УФСБ, – но ты у нас что, поселиться решил?
– Подумываю, – говорит полковник Татев, – подумываю. Грибы, рыбалка… Люди хорошие. Вы провокаций на четвёртое-седьмое ждёте?
– Провокаций? От кого?
– …
– Если ты сюда приехал за провокациями, – «или с ними», добавляет майор мысленно, – так дела не делаются. И есть у меня на этот случай и своё начальство, и от начальства предписания. А на тебя бумага если пришла, так уже где-то потерялась. Мы люди простые… сам говоришь, хорошие. Но не до потери субординации… товарищ полковник. Ты же Климова приехал валить, верно? Вот и вали.
– Одно другому не мешает.
– Ну а как там эти, троцкисты-анархисты? Контакты у вас с ними есть?
– Присматриваем.
– И что?
– И ничего. Детский сад, штаны на лямках. Даже труп организовать не смогли.
– Или не захотели.
– Или не захотели.
– Если это они.
– Если это они. Чёрт бы их… Как будто без этого мало… цивилизационных проблем.
В спрятанном от посторонних глаз кабинетике на двух стенах, напротив друг друга, висят портрет Дзержинского и икона с Георгием Победоносцем. (Огненно-красный фон, сияющая белизна коня, золото доспехов. У придавленного конским копытом змея растерянные глаза. А какие глаза у Феликса, пепелящего икону с противоположной стены?) Полковник Татев смотрит не видя, как на самую привычную вещь.
– Всё здесь было в жёстком симбиозе.
– …
– Живи. Дыши. Встроился – и порядок. Хоть на роль городского сумасшедшего – но встроиться надо. Никто не один. Никто не в безвоздушном пространстве. На Соборной поперхнулся – в «Шанхае» по спине постучат. И от этих, Татев, ждали, что они впишутся, когда в сознание придут. Долбануло людей, кто спорит. Людям дали отдышаться. И какого чёрта они теперь —
Раздаётся звук взрыва, дребезжат стёкла. Айфон выпрыгивает из руки майора и забивается под стол.
– Я не понял, – говорит майор. – Граната?!
– Ага, – говорит полковник Татев. – Вписались.
– Сам видишь, – говорит майор из горотдела Расправе, – расклад у нас поменялся. По-ме-нял-ся раскладец… Столько лет под Василием Ивановичем… а теперь… Мужики прям растерялись. А мутили-то, планы строили… Не знаю, как сказать. Словно ты на берегу речки не трупа врага дождался, а своего собственного. Типа плывёт враг, а приглядеться – вроде он, а вроде как с твоей мордой. Какая-то, бля, философия.
Этого майора можно принять за брата-близнеца майора из УФСБ – габариты, осанка, хитрые глазки, – не отличишь, кто белая кость, а кто не белая. Вместе они не пьют, на рыбалку не ездят – ну и достаточно.
– Расклады меняются, игра всё та же, – говорит Расправа. – А новый что?
