Екатерина Коути - Страшный дар
– Нет, Агнесс, не зови никого, – хрипела она. – Беги прямо в аптеку и скажи Эдвину… скажи ему, Агнесс… пусть возьмет, что нужно… чтобы моя тошнота прекратилась насовсем.
– А ты как же одна?
– А я – так. Притерплюсь как-нибудь.
– Я мигом! Ты только… с тобой же ничего не случится, пока меня нет?
– Ничего уже не случится, – выдохнула Милли и пригнулась к земле, содрогаясь от нового спазма. Попятившись, Агнесс бросилась от нее наутек, и всю дорогу ей казалось, что вослед вот-вот донесется тот жуткий отрывистый лай.
2
Как рассказывала потом Тамзин, служанка мистера Кеттлдрама, которая, пообещав сбегать на рынок за овощами, по чистому совпадению направилась на поле, где чинил забор ее давнишний приятель Джон, она застала мисс Билберри в объятиях помощника аптекаря. Тот вытирал платком ее грязное лицо, а затем напоил ее какой-то подозрительной жидкостью. Тамзин уверяла, что по цвету жидкость напоминала масло пижмы. Оно, как известно, помогает женщинам в положении заранее избавиться от бремени. А то, что докторова дочка была в положении, Тамзин заподозрила несколько дней назад, когда ее кума-портниха забежала на чай. С помощью шила портниха без особого труда открыла кованый сундук, в котором миссис Кеттлдрам запирала от прислуги сахар, женщины с удовольствием выпили чаю, такого сладкого, что ложка стоймя стояла в чашке, и, слово за слово, портниха упомянула, что свадебное платье мисс Билберри приходятся расставлять уж в третий раз.
Бдительная женщина оповестила хозяина, он помчался по горячим следам, но обнаружил в кустах всего лишь пузырек из-под опийной настойки, совершенно безобидной, которую подмешивают даже в бутылочки младенцам. Возможно, у мисс Билберри закружилась голова, а помощник аптекаря выполнил профессиональный долг? Он строго-настрого запретил служанке болтать об увиденном.
Но Тамзин не доверяла этикеткам. На то у нее были хорошие основания: миссис Кеттлдрам переписывала все этикетки задом наперед, надеясь таким образом заморочить ей голову и сохранить в целости запасы бренди. Но Тамзин посмеивалась на хозяйской наивностью. Посмеялась она и сейчас, хотя довольно зло. И направилась к колодцу, заменявшему в Линден-эбби ежедневную газету.
К вечеру весь городок только и судачил о чудовищном преступлении, которое мистер Лэдлоу и мисс Билберри готовились совершить за кустом боярышника близ забора миссис Хоуп. Даже мистер Кеттлдрам не выдержал. Увидев, как ребятишки играют в «Падает, падает Лондонский мост», он оттащил свою Оливию от Бетти Билберри, посмевшей сцепить с ней руки, и громогласно запретил дочери подходить к детям Билберри. Не хватало еще, чтобы Оливия нахваталась от них вульгарности. Мисс Бетти в слезах побежала домой, а полчаса спустя, тоже в слезах, на пороге оказалась старшая сестра. За ее спиной с лязгом закрылась щеколда.
3
Мистер Линден был раздражен. Часом ранее ему пришлось освящать забор миссис Хоуп, что не добавило прелести его утру. Всю ночь набожная старушка не сомкнула глаз, а спозаранку прибежала в пасторат и выдернула ректора из постели. Вдруг на ее забор пало проклятие, а вместе с ним и на весь задний двор? А у нее корова скоро отелится! На беду, завывания миссис Хоуп разбудили Агнесс. Еще вчера мистер Линден заключил с челядью негласный договор о надзоре за племянницей, и все ее попытки улизнуть встречали сопротивление: Сьюзен взялась мыть парадное крыльцо и скребла его, пока не начало смеркаться, а у черного входа чистил ножи Диггори. Агнесс извертелась в гостиной, исколола пальцы за вышиванием, но так и не вырвалась из плена. Спросить о Милли напрямую она не решалась. Да никто бы ей и не ответил. Но когда мистер Линден, на бегу завязывая галстук, столкнулся с Агнесс у лестницы, девушка была бледнее своего чепчика. Она все поняла. Остаток утра пастор злился, что не успел запереть ее в комнате, а еще лучше – в чулане, дабы она не начала творить добро, некстати и наобум.
Хмурясь, пастор туда-сюда прошелся по ризнице, словно бы не замечая Эдвина Лэдлоу, хотя щеки у юноши полыхали ярче маяка. Голову помощник аптекаря опустил под прямым углом, а если бы мог, прижался бы лбом к груди. Он до того напоминал нашкодившего ученика, что руки так и чесались его высечь.
– …совершенно непростительно! – продолжил мистер Линден. – Я всегда считал мисс Билберри особой рассудительной и уж никак не ожидал от нее преступного легкомыслия. Но вы-то, сэр, вы! Как вы могли так поступить?
– Я люблю Милли, – печально промямлил Эдвин.
– Так это из-за большой любви вы растоптали ее доброе имя?
Эдвин покраснел так жарко, что на окнах ризницы, стылой даже в начале июня, начал таять иней.
– Что ж, словами уже ничего не исправишь. Это позор, но и позор можно покрыть, – смягчился пастор. – Мне не раз доводилось проводить свадьбу, а три месяца спустя крестить первенца. У крестьян принято проверять, может ли невеста зачать, прежде чем доверять ей хозяйство. К счастью, люди нашего круга редко практикуют такие обычаи. О свадьбе вы подумали?
– Неужели вы считаете меня таким подлецом, сэр, что я брошу Милли?
– Я имел в виду с практической точки зрения. Где жениться, как, куда потом ехать и прочие приземленные материи. Скажу вам сразу – про оглашение можете забыть. Стоит мне упомянуть ваши имена в церкви, там такое начнется! И продолжаться будет три воскресенья кряду. Значит, венчаться вам придется по лицензии.
Когда Эдвин изъявил готовность заложить часы, чтобы тотчас купить лицензию, пастору наконец открылась вся серьезность происходящего. Эдвин совмещал в одном лице сразу двух шекспировских персонажей, Ромео и аптекаря, что само по себе сулило нехороший конец этой истории. Насколько им хватит любви? Не угаснет ли она при первом дуновении ветра, не увянет ли, как только наступят холода, согреет ли их во время скитаний, из которых будет состоять вся их дальнейшая жизнь? Какой бы полыхающей ни была страсть, на ней вряд ли можно поджарить тосты. Особенно если хлеба нет.
– Не нужно ничего закладывать, – процедил пастор. – Лицензию я выпишу бесплатно. Вам больше двадцати одного года, хотя по вашему поведению и не скажешь, мисс Билберри тоже совершеннолетняя. Посему согласие опекунов вам не требуется. Повенчаю вас прямо сейчас, благо до полудня еще не скоро. Где она?
– Осталась в церкви. Ей войти?
– Вы что же, не понимаете, что ее уже никуда не пригласят войти? – сказал пастор, устало качая головой.
