Нил Гейман - Сыновья Ананси
Если бы Мэв не была такой спокойной, она бы уже запаниковала. Вместо этого она задумалась. Раз уж ее телефон – как это называется, взломан? – ей просто следует спуститься, найти на улице полицейского и официально оформить заявление. Мэв нажала кнопку вызова лифта, никакого движения не последовало, и она спустилась по лестнице, думая о том, что если тебе нужен полицейский, его никогда не оказывается поблизости, вечно они колесят в этих своих автомобилях, которые делают «виу-виу». Полицейские, подумала Мэв, должны ходить парами и говорить людям, который час, или поджидать у водосточных труб, по которым спускаются домушники с сумками, полными награбленного добра…
У подножия лестницы в вестибюле стояли два полицейских офицера, мужчина и женщина. Не в униформе, но это, без сомнения, были полицейские, не спутаешь. Мужчина был дородный и краснолицый, женщина была миниатюрной, смуглой и в других обстоятельствах могла показаться очень хорошенькой.
– Мы знаем, она здесь была, – говорила женщина. – Секретарь в приемной вспомнила, что она пришла как раз перед обедом. Но когда вернулась с обеда, оба они уже ушли.
– Думаешь, они сбежали вместе? – спросил дородный мужчина.
– Мм, простите, – вежливо сказала Мэв Ливингстон.
– Это возможно. Всему должно быть какое-то простое объяснение. Исчезновение Грэма Коутса. Исчезновение Мэв Ливингстон. Но хотя бы Нанси мы задержали.
– Мы определенно не сбежали вместе, – сказала Мэв, но они ее проигнорировали.
Полицейские зашли в лифт, захлопнув за собой двери. Мэв смотрела, как они тряслись наверх, на последний этаж.
В руке она все еще держала сотовый. Телефон завибрировал, зазвучала мелодия «Гринсливз». Она опустила взгляд. На дисплее появилась фотография Морриса. Она нервно ответила: «Да!».
– Привет, дорогая. Как делишки?
Она сказала:
– Хорошо, спасибо. – Затем она сказала: – Моррис? – А после: – Нет, не хорошо. Собственно, дела очень плохи.
– Мда, – сказал Моррис. – Я так и думал. Тем не менее сейчас ничего сделать нельзя. Пора идти дальше.
– Моррис! Откуда ты звонишь?
– Трудно объяснить, – сказал он. – В смысле, я на самом деле не звоню. Просто очень хотел тебе помочь.
– Грэм Коутс, – сообщила она, – ворюга.
– Да, дорогая, – сказал Моррис. – Но пора отпустить ситуацию. Оставь это позади.
– Он меня по затылку ударил, – сказала она. – И еще твои деньги воровал.
– Это все материальное, – успокаивающе сказал Моррис. – И теперь, когда ты по ту сторону долины[64]…
– Моррис, – сказала Мэв. – этот ничтожный ядовитый червяк пытался убить твою жену. И я полагаю, что тебе не может быть на это наплевать.
– Не начинай, дорогая. Я просто пытаюсь объяснить…
– Должна тебе сказать, Моррис, что если ты намерен занять такую позицию, я попросту разберусь со всем сама. Я ничего не собираюсь забывать. Для тебя это нормально, ты же мертв. Ты не должен беспокоиться о таких вещах.
– Но ты тоже мертва, дорогая.
– Да при чем тут это! – сказала она. А потом: – Я что?! – И прежде чем он успел что-нибудь ответить: – Моррис, я сказала, он пытался меня убить. Не убил, а пытался.
– Кхм, – покойному Моррису Ливингстону, казалось, трудно подобрать слова. – Мэв. Дорогая. Я знаю, что это может тебя немного шокировать, но правда заключается в том, что…
Телефон «пикнул», и на экране появилось изображение разрядившейся батарейки.
– Боюсь, я не успею это услышать, Моррис, – сказала она. – Кажется, батарейка садится.
– У тебя нет батарейки, – сказал он. – И телефона нет. Это все иллюзия. А я пытаюсь сказать тебе, что сейчас ты выходишь за пределы долины чего-то там, и становишься, ох черт, ну это, как черви и бабочки, дорогая.
– Гусеницы, – сказала Мэв. – Ты имел в виду гусениц и бабочек.
– Звучит, э-э-э, как-то так, – сказал по телефону голос Морриса. – Гусеницы. Это я и имел в виду. А в кого тогда превращаются черви?
– Они ни в кого не превращаются, Моррис, – немного раздраженно сказала Мэв. – Они просто черви.
Серебряный телефон издал короткий звук, похожий на электронную отрыжку, еще раз показал картинку разрядившейся батарейки и отключился.
Мэв закрыла его и положила обратно в карман. Она подошла к ближайшей стене и, в порядке эксперимента, ткнула в нее пальцем. Стена под пальцем была липкой и студенистой. Она надавила чуть сильнее, и ее рука прошла сквозь стену. И вышла с другой стороны.
– Ох, дорогой, – сказала она, чувствуя, и не в первый раз за свое существование, что следовало слушать, что говорил Моррис, который, в конце концов, признала она, теперь-то, должно быть, лучше разбирается в смерти, чем она.
Ну ладно, подумала она. Возможно, быть мертвым ничем не отличается от всего остального в жизни: чему-то учишься в процессе, остальное сочиняешь на ходу.
Она вышла в парадную дверь, но тут же обнаружила, что прошла сквозь стену и вернулась в вестибюль с другой стороны. Она попробовала еще раз, с тем же результатом. Она зашла в турагентство, которое занимало нижний этаж здания, и попыталась пройти через западную стену.
Это ей удалось, но она снова оказалась в вестибюле, войдя с восточной стороны. Все равно что оказаться в телевизоре и пытаться сойти с экрана. Топографически говоря, офисное здание как будто стало ее вселенной.
Она поднялась наверх, чтобы посмотреть, чем заняты детективы. Они изучали стол и беспорядок, который оставил Грэм Коутс, пока собирался.
– Знаете, – доверительно сказала Мэв. – Я в комнате за книжным шкафом. Я там.
Они не обратили на нее внимания.
Женщина наклонилась и порылась в мусорной корзине.
– Бинго, – сказала она, вытягивая оттуда белую мужскую сорочку в пятнах засохшей крови. Она положила сорочку в пластиковый пакет. Дородный мужчина вытащил мобильный.
– Пришлите сюда медэксперта, – сказал он.
* * *Теперь Толстяк Чарли считал свою камеру скорее убежищем, чем тюрьмой. Камеры, для начала, находились в глубине здания, так что даже самые шальные птицы сюда не залетали. И его брата здесь тоже не было. Толстяк Чарли больше не возмущался тем, что в камере номер шесть ничего не происходит. Ничего было бесконечно предпочтительнее большинства других вариантов, до которых он мог сейчас додуматься. Даже мир, в котором были только замки, тараканы и люди по имени К.[65] казался предпочтительнее мира, заполненного злобными птицами, хором шептавшими его имя.
Дверь открылась.
– Стучаться тут не принято? – спросил Толстяк Чарли.
– Нет, – сказал полицейский. – Вообще-то, нет. Твой адвокат наконец приехал.
