Павел Амнуэль - Удар гильотины
Он съел огромный блин, расплатился и пожалел, что оставил машину у офиса. Теперь еще возвращаться…
Бордовый «Пежо» стоял в нескольких метрах от входа в ресторан, глядя на хозяина, как доверчивый пес, знающий, что он нужен, и готовый на все, лишь бы хозяин улыбнулся и потрепал по шее…
Манн сел за руль с ощущением, будто за то время, пока он сидел в «Луковице», мир изменился, вроде бы даже дерево, много лет росшее на берегу канала, привычная деталь пейзажа, стало выше, совсем недавно над его кроной можно было видеть последний этаж дома на противоположном берегу, а сейчас над зеленым облаком видно только небо. А может, дом виден, если отойти чуть подальше?
Что, собственно, его смущает? Выйдя из офиса, Манн действительно подумал о том, что мог дойти до «Луковицы» пешком, и даже сделал несколько шагов, но вспомнил, что потом поедет к Кристине и тогда придется возвращаться, что не имело смысла, зачем терять время, и он, конечно, поехал в ресторан на машине, при въезде на мост его подрезал велосипедист, нарушивший правила, пришлось резко тормозить, и сзади кто-то стал нервно гудеть, что тоже было, конечно, нарушением.
Да, все так, но откуда, в таком случае, четкое ощущение пешей прогулки и гнусавого голоса диктора…
«Наверно, это было в другой раз, – подумал Манн. – Сколько я уже ездил в «Луковицу» на машине, и сколько раз ходил пешком, и на велосипеде приезжал, кстати, тоже неоднократно, и все это перемешалось в памяти, как нарезанные помидоры в салате, хотя, конечно, надо быть внимательным к подобным деталям, не хватало еще путаться в собственных воспоминаниях, даже если они не имеют ровно никакого значения».
Интересно – если спросить сержанта Дюара, вспомнит ли он, приехал Манн на машине или пришел пешком? Можно позвонить, конечно, но каким же идиотом сочтет его бравый помощник старшего инспектора?
Манн медленно ехал по набережной Принценграахт, пропуская вперед машины и почему-то не позволяя обогнать себя трамваям, нетерпеливо тренькавшим сзади. У дома Кристины не было места ни вдоль тротуара, ни напротив, у балюстрады канала. Пришлось свернуть за угол и припарковаться перед зданием Музея природы, в котором Манн, к стыду своему, никогда не был – точнее, был единственный раз, в детстве, классе, кажется, в пятом или даже четвертом, когда повела их сюда учительница Ханна, а они, мальчишки, все время дурачились, и ничего он не запомнил, кроме ощущения затхлости. Надо будет как-нибудь…
Манн нажал кнопку интеркома и долго ждал ответа – наверно, Кристина еще не проснулась, и, к тому же, он сам велел ей не открывать, а чтобы не открывать, лучше вовсе на сигналы интеркома не отзываться, пусть думают, что никого нет дома.
Надо позвонить, на звонок телефона Кристина наверняка ответит, если проснулась – увидит знакомый номер…
Из-за двери послышался тихий зудящий звук, щелкнул замок, и Манн машинально потянул на себя ручку. На третий этаж он взбежал быстро, в несколько прыжков – ему показалось странным, что Кристина открыла, даже не спросив, кто пришел. Дверь в квартиру была распахнута настежь, предлагая всем желающим полюбоваться на темный – как в пещере горных королей – зев маленького коридорчика.
– Кристина! – крикнул Манн, входя – предчувствие ничего ему не говорило, но ощущение все же было странным и неприятным.
– Входите, Тиль, входите, – услышал он напряженный голос и ворвался в гостиную с излишней, возможно, энергией, готовый к чему угодно, только не к той картине, которая предстала перед его глазами.
Диван был выдвинут на середину комнаты, журнальный столик стоял в углу, втиснутый между сервантом и книжным шкафом, Кристина лежала на полу за диваном и пыталась что-то из-под него достать с помощью длинной палки – похоже, это была швабра со снятой перекладиной.
Когда Манн вошел, Кристина отшвырнула палку, поднялась на ноги, отряхнула с юбки невидимую пыль, ударила в досаде ладонью по спинке дивана и сказала:
– Да заходите же! И помогите поставить мебель на место. Сил моих никаких нет.
Не задавая вопросов, Манн подвинул к стене диван, журнальный столик переставил на обычное место, Кристина тем временем успела принести кофе с булочками, поставила чашки и блюдо на столик, подошла к Манну, неожиданно для него крепко обняла и прижалась к его груди, он ощутил аромат ее кожи, волосы щекотали ему лицо, он боялся пошевелиться, сделать что-то не так, он не хотел, чтобы Кристина обиделась или поняла его превратно, хотя что тут было понимать и на что обижаться – любой на его месте поцеловал бы Кристину сначала в макушку, потому что это было проще всего, потом в лоб и, наконец, в губы, и будь что будет…
– Тиль, – прошептала Кристина и сама поцеловала Манна сначала в подбородок, потом в щеку, а потом их губы все-таки нашли друг друга, и случился иной разговор, долгий, безмолвный, Манн говорил о том, как беспокоился, и хорошо, что все в порядке, теперь он отсюда не уйдет, останется до конца, до самого конца, понимаешь, до того момента, когда вообще ничего больше не будет, да, да, я тебя и не отпущу, говорила Кристина, я тебя ждала, а ты не шел, ты даже не представляешь, как ты мне нужен; почему не представляю, представляю, конечно, я буду тебя защищать, нет, ты не понял, мне не нужна защита, мне нужно совсем другое, чего никто мне раньше не мог дать, да я и сама не представляла, что мне нужно именно это, а теперь представляешь, спрашивал Манн, а теперь да, представляю, и ты не поверишь, но именно Густав позволил мне понять…
Так и не произнесенное вслух имя Веерке разрушило разговор, Кристина отстранилась, оттолкнула Манна, и он, пошатнувшись, вынужден был опуститься на диван. Кристина села рядом, поправила прическу быстрым движением рук, пробормотала: «Господи, я совсем расклеилась…» и пододвинула Манну чашку и блюдо с булочками.
– Я… – Манн тоже не сразу нашелся, что сказать, как продолжить разговор, он и понимал смущение Кристины, но и не понимал тоже, и потому решил задать вопрос, который уж точно напрашивался:
– Вы что-то искали, Криста? Я имею в виду – под диваном.
– Да, – кивнула Кристина. – Очки. Я спала… Легла на диван и отрубилась. А потом вдруг проснулась и не могла понять, где я и когда. Ночь на дворе или день? Дома я или где-то в незнакомом месте? Очки в футляре лежали здесь, на журнальном столике…
– Я не знал, что вы носите очки, Криста, – сказал Манн.
– Обычно не ношу, но, когда просыпаюсь, все в тумане, и я всегда надеваю очки, я их кладу рядом, чтобы легко дотянуться. Прихожу в себя, потом снимаю. Я не знаю… Такое свойство зрения, странно, но это с детства… Наверно, какая-то адаптация глаз.
– Неважно, – быстро произнес Манн.
– Да… Я проснулась, протянула руку за очками – как всегда, совершенно механическое движение, – но их не было. Я испугалась – мне почему-то показалось, что я не дома, что пока я спала, меня куда-то отнесли, перед глазами все плыло…
