Алло, милиция? Часть 3 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Сазонов с треском сломал карандаш.

— Как ни скверно признать, ты, похоже, прав. Независимо от твоих видений и галлюцинаций. Проблема в том, что мы нацелены прессовать вас, МВД. Прокуратура на вашем фоне — образец законности. Не считая, конечно, фруктов типа Жавнеровича. Мерзкий тип… Я подумаю, что могу сделать. Ничего пока не обещаю, но попробуем что-то на него найти и хотя бы отстранить, чтоб не мешал. Кстати… Поговори с Чергинцом. Дам его номер, можешь набрать с моего городского.

— Спасибо. Есть и третье. На закуску отложил самое неприятное. Егор Нестроев — это вор-рецидивист Егор Евстигнеев, как бы мой отец. В криминальном мире занимает, на самом деле, более высокую ступень иерархии, чем смотрящий. Имеет собственную организованную банд-группу, промышляющую грабежами. Трясут фарцу, нелегалов. Тех, кто боится заявить. Или просто вымогают деньги за обещание не трогать.

— Меня это не удивляет, — признался Сазонов. — Оттого и хотел тебя пригласить. Получил дополнительные сведения. До освобождения на поселение Нестроев находился на той же зоне строго режима, что и Евстигнеев. Тот, осуждённый вначале по смешной алиментной статье, допрыгался до строгого. Освобождён досрочно не потому, что резко исправился, а тяжело заболел. Хозяин зоны не хотел портить статистику смертности среди заключённых, у них туберкулёз, смертность атомная. Освободил, чтобы Нестроев сдох на воле. Теперь смотри.

Два фото. З/к Егор Евстигнеев 1936 года рождения и з/к Егор Нестроев 1935 года рождения. На первом — лицо уголовника, вчера заявившего об отцовстве, на втором — совершенно незнакомый тип.

— Наклеил своё фото на его справку об освобождении?

— Не знаю, — признался Сазонов. — Теперь не имеет значения.

— И что мне теперь делать? Вы же умеете как-то нейтрализовать…

— В исключительных случаях, а решение принимается не на моём уровне. Доказать председателю, что нужны экстраординарные меры ради облегчения жизни агенту, пусть ценному, не удастся.

— Он начнёт меня шантажировать раскрытием родства. Из МВД не попрут. Но при любом шорохе переведут, например, в дежурные по медвытрезвителю. Кстати, хлебная должность.

— Почему? — вскинул бровь Сазонов.

— Ну как же… Их главный блатной бард-шансонье поёт:

Менты уже обшарили всех пьяных,

А у не пьяных денег просто нет.

(А. Новиков)

— Вытрезвитель — не твой уровень полёта.

— Само собой. Значит, мне придётся с милым папочкой разбираться самому.

— Не подставься. Отмазывать не буду, — тут же отреагировал полковник, ничуть не удивлённый. — Главное, если с ним что-то случится, мне нужно доказательство, что отец агента «Вундеркинд» больше не причинит неприятностей. Не так, как с Бекетовым и Говорковым.

— С Говорковым понятно. Но вы считаете, что это я убрал Бекетова?

На лице Сазонова не дрогнул ни один мускул.

— Считаю более чем вероятным. Могу тебе поставить в упрёк только одно: что не признался во время заварухи с ГРУ. Иначе мы бы действовали более спокойно.

— Я и сейчас не признаюсь, потому что не убивал его. Более того, провернул всё практически открыто — на глазах Аркадия. Показал братьям погибшего московского бандита ссадину на крыле «волги» того же цвета, что и «жигуль» Бекетова. Это было в Ярцево. Через несколько дней урод исчез — навсегда.

— Аркадий мне вашу историю сообщил… в несколько более сдержанном виде. Постеснялся.

— Аркадий? Постеснялся? Виктор Васильевич, мы вообще об одном человеке говорим?

От волнения Егор распустил галстук. Разговор скатывался к очень опасной теме. Ранее она была табу в общении с Сазоновым, оба понимали: о некоторых вещах лучше вслух не вспоминать.

— Всё очевидно, — пояснил полковник. — Ты, отвязанный тип, организовал убийство человека, отравившего насмерть твою любовницу, руками двух кавказских бандитов. Прямо на глазах и, можно сказать, при непосредственном участии офицера КГБ. Думаешь, он гордится происшедшим?

Лейтенант мотнул стриженой головой, полковник продолжил.

— Потом в Минске всплывает «волга» грузинских братиков, тоже пропавших. В ней — стволы, недавно стрелявшие. Их самих след простыл. Ты не причём?

— Отнекиваться не буду. Скажу лишь, что эту «волгу» видел известный вам Лёха Давидович из Первомайского, в гараже, ранее принадлежащем Бекетову. Мне сказал, сразу понеслись с понятыми вскрывать и осматривать, а там пусто. Несложно предположить, что парочка горячих грузинских парней прикатила на ней, в кого-то стреляла и исчезла, очень много интересного мог рассказать Говорков. Его подручные, очевидно, спилили номера с кузова и движка кавказской «волги». Но наш общий знакомый поторопился заткнуть Говоркову рот. Подозреваю — совсем не из-за связки с грузинами.

Те подробности были известны Сазонову. Тем не менее, он спросил:

— Где тела?

— Понятия не имею. Кроме Говоркова, конечно. Виктор Васильевич, вы прекрасно понимаете, что недоговариваю. Но убедительно прошу: давайте не будем углубляться. Врать не хочу. Говорить «не ваше дело» — тем более. Основное вы знаете.

— Знаю. Ты ликвидировал Бекетова чужими руками и причастен к ликвидации его убийц, причём вышел сухим из воды. Значит, и с Евстигнеевым справишься.

— Про «сухим из воды» не уверен. Именно из-за Евстигнеева-Нестроева. Он снимает жильё рядом с бывшим опорным Говоркова. Почти наверняка осведомлён о делишках криминалитета на Востоке-1. Если сам не был связан напрямую с капитаном, а между его появлением в Минске и расстрелом участкового прошло мало времени, всё же не мог не пересекаться с людьми, на Говоркова работавшими. И в этом деле, какая неожиданность, торчат мои уши. Вы не один, товарищ полковник, умеете строить логические умозаключения. Да, я жду шантажа и не имею конкретного плана, а мои экспромты заставляют непривычных вздрагивать… Давайте займёмся пуговицей.

— Чем? — Сазонов, вроде привыкший к его поворотам и экспромтам, всё же удивился. Тем более, не смотрел фильм «День радио», до выхода которого оставалось где-то два десятка лет.

— Перед одним московским персонажем встали две проблемы: остановить крейсер, выходящий из порта Владивостока, и найти закатившуюся под стол пуговицу в его кабинете. Не в силах повлиять на плавание корабля, принялся искать пуговицу. То есть заниматься тем, что по силам. Крейсер, кстати, сам сломался и никуда не двинулся. Предлагаю звонить Чергинцу.

— На меня не ссылайся.

Егор развернул аппарат к себе.

— Николай Иванович? Егор Евстигнеев, следователь из УВД города.

— Ты же был в Первомайском? — блеснул памятью главный сыщик республики.

— Повысили. Не суть. Вы сегодня слушали Жавнеровича, как и я. Наверняка догадались, что под Витебском орудует серийный маньяк, а старый очковтиратель вешает каждый отдельный эпизод новому бедолаге.

Он специально не прижимал трубку к уху, чтоб Сазонов слышал ответы.

— С ума сошёл? А если разговор слушают?

— Слушает КГБ. В больших звёздах, не буду называть имени, этот товарищ сидит напротив и клеит ухо. Я из соседнего здания.

В трубке булькнуло нечто невразумительное. Потом Чергинец коротко бросил:

— Дуй ко мне.

— Все мной командуют и помыкают, — делано огорчился лейтенант, положив трубку. — Почему я не родился сразу генералом КГБ? С погонами, увеличенной печенью и подагрой.

— Не будешь осторожен, не дорастёшь и до старшего лейтенанта милиции, — серьёзно предупредил Сазонов.

Поблагодарив за совет, Егор обошёл по кругу здание с жёлтыми колоннами и вошёл в подъезд Министерства внутренних дел. Дежурный на входе, глянув его удостоверение, набрал Чергинца по внутреннему. Услышав подтверждение, пропустил.

Главный сыщик больше не выражал никаких эмоций и не бросал возмущённых реплик. Делово спросил:

— Ну и что думают в КГБ?

— Там люди адекватные. Прекрасно понимают, что «главный белорусский Мегрэ» гонит фуфел. Но — не их подследственность, не их зона ответственности. К тому же Жавнерович — священная корова, его трогать ни-ни. Николай Иванович! Я ведь тоже не при делах. Подследственность прокурорская, а я трачу время, отрываясь от своего — кражи, угоны…