Светлана Чехонадская - Саваоф
Секретарша общей приемной с важным видом поиграла бровями и взглядом указала на дверь конференц-зала. Я вошла туда. Зал был заполнен людьми. Неужели по мою душу? Видимо, дело идет к финалу.
— Присаживайтесь, — полуприкрыв глаза, предложил тот тип, что допрашивал меня чаще остальных. Он так пытался произвести впечатление человека, смертельно уставшего от моего дела, что прошипел одни согласные: «прсжвтц». Как змея.
Главный по компьютерной защите, качая головой, изучал дело: судя по выражению его лица, вперившегося в экран, оно было необъятным. Если учесть, что все допросы сводились к выяснению: выдавала я пароли или нет, и, собственно, состояли из одного этого вопроса, то, видимо, остальное — это и был тот самый анализ. «Сколько наанализировали!» — с уважением подумала я.
— Что ж, — заговорил начальник отдела по внутренней этике. — Нам не удалось доказать, что вы нарушили контракт в пункте 1.3.8, согласно которому вся информация, полученная вами на рабочем месте, является конфиденциальной... Вам очень повезло, вы избежали тюрьмы. Думаю, надо ужесточать законы, — обратился он к аудитории. — Народ совсем распустился.
Аудитория недовольно загудела. Он терпеливо переждал этот гуд.
— Итак, я продолжаю... Разглашение конфиденциальной информации не доказано, но зато доказано много других нарушений. Пункт 2.4.5 второй части контракта предусматривает недопустимость ваших добровольных действий по снижению собственного имиджа. Иными словами, если бы вы выступили в телевизионной программе, в которой рассказали о том, что на самом деле ничего не понимаете в акциях, то это было бы основанием для вашего увольнения даже в том случае, если вы оклеветали себя. Мы уже несколько раз применяли пункт 2.4.5 в подобных ситуациях, и суд нас всегда поддерживал... Мы провели тщательное расследование и пришли к выводу, что в данном случае этот пункт также был нарушен. Вы оклеветали себя в глазах организации, которая может прямым или косвенным образом повлиять на репутацию фирмы — я имею в виде экономическую полицию. Вы сообщили, что выдали пароли в обычной дружеской беседе, и тем, несомненно, нанесли корпорации ущерб, даже если вы их и не выдавали. Ваша клевета на саму себя будет иметь для нас серьезные последствия. — Начальник прокашлялся. — В случае любых похожих преступлений экономическая полиция может отныне ссылаться на недостатки нашей системы защиты, а компании, страхующие сделки, скорее всего повысят тарифы вследствие этих недостатков...
Все люди, сидевшие напротив меня за своими столами (я, как дура, сидела перед ними на стуле) важно закивали головами. Начальник покашлял.
— Собственно, один этот пункт достаточен для того, чтобы наш с вами контракт был разорван, — сказал он.
— Ну, так может этим и ограничимся? — спросила я.
— Нет, не ограничимся, — его глаза злобно вспыхнули. — То, что вы будете уволены, уже не подвергается никакому сомнению, но речь сейчас о другом: с какой формулировкой, с какой записью в карточке вы покинете эти стены... Мы еще не решили. А вы уже ерничаете. Избежание тюремного срока вскружило вам голову? Так есть еще много других неприятностей. По-моему, вы на них напрашиваетесь?
Они бы предпочли, чтобы я целовала их в зад... Я бы и целовала — что делать! — если бы верила, что от этого хоть что-нибудь изменится. Но сама форма, которую принял процесс (хотя «процесс» — это слишком пафосное слово, точнее будет «внутреннее расследование»), так вот, сама его форма давным-давно убедила меня в том, что на мне решили отыграться. За украденные деньги, которые украл другой, и за то, что их, скорее всего, не найдут.
— Свидетельские показания подтверждают, — повышая голос, снова заговорил начальник, — что вы были осведомлены о проблемах своего подчиненного. Вы прекрасно знали, что он наркоман, но не предприняли никаких действий, тем самым вы способствовали, созданию условий для того, чтобы стала возможной кража. Это и есть преступная халатность.
«Ах, вот как! — Я сжала руки, чтобы они не дрожали. — Пункт 4.3.11! Меня еще хотят оштрафовать! Описать мое имущество».
— Это должностное преступление предусмотрено пунктом 4.3.11, — сказал начальник.
«Обвинение строится только на Инниных показаниях... Они ничего не докажут. С таким же успехом я сама могу обвинить этого главного по внутренней этике, а также психолога нашего корпуса, врачей нашего отдела и даже охранника на входе... Нет, все, что они хотят — это уволить меня без суда. А для этого надо напугать так, чтобы я заикалась примерно полгода. Но в карточку, конечно, внесут все, что положено. Мне больше никогда не видать подобной работы...» — Вдруг страшно захотелось плакать. Вообще-то, рушилась жизнь, чего уж там. Чтобы не доставить им удовольствия, я изо всех сил сжала челюсти. Главный по компьютерам холодно приподнял бровь, видимо, расценив изменение моей мины как очередную дерзость.
Тут распахнулась дверь и в кабинет влетела совершенно белая секретарша. Она подбежала к начальнику и зашептала ему что-то в ухо, от полноты чувств еще и размахивая руками над его головой.
— Сюда идет? — удивленно спросил он.
За распахнутой дверью произошло некое шевеление, кто-то забегал, затопал, заговорили рации, мужской голос выматерился — и издалека, с того конца коридора, над всем этим шевелением и копошением поплыло бесцветное лицо — точнее, Лицо. Оно направлялось к нам.
— Гсспди! — прошипел человек-змея, но теперь его рот свело не от презрения, а от страха.
Лицо вошло в кабинет. Все встали.
Оглядев стоявших за столами, а потом повернувшись ко мне, застывшей над стулом, Лицо вдруг улыбнулось. Это было крайне нетипичное для него выражение — ну, как если бы Луна вдруг стала зеленой. Мы Лицо видим нечасто и, в основном, на собраниях, и оно там всегда высокомерно-плоское, далекое, бесстрастное — действительно похожее на Луну. И вот пожалуйста — Луна, а зеленая.
— Разбираете дело? — мужским голосом спросило Лицо.
— Да вот так... вот как-то. Разбираем, — хрипло произнес начальник.
Из-за спины Лица высунулся шеф службы безопасности: всех ее отделов и подразделений, всех восьми этажей — не совсем небожитель (на Олимпе прочно сидят только собственники), а скорее клерк, но очень высокого полета — и погрозил подчиненному кулаком.
— И к чему склоняемся? — без интереса спросило Лицо.
— К сожалению, 1.3.8 не доказан. Надо менять форму контрактов, я давно уже ставил вопрос на совещаниях. Можно доказать только нарушение в пунктах 2.4.5 и 4.3.11. Это бесспорно. Не тюрьма, правда, но и тут мы добьемся вполне сурового наказания...
Лицо присвистнуло.
