Песах Амнуэль - Месть в домино
Я протер глаза, пожал плечами, чертыхнулся — в общем, проделал все, что принято делать для выражения крайнего удивления, а, поскольку нож не исчез, то перестал обращать на него внимания. Нашелся — и ладно.
Но где-то ведь этот предмет находился в течение почти десяти часов! «Брось, — сказала Тома, — что значит: где находился? Тут и находился, а мы просто не видели его в упор. Знаешь, как это бывает? Смотришь и не видишь, со мной такое сто раз случалось».
Со мной, в общем, тоже. Такое случается со всеми, просто каждый называет это по-своему. Обычно обвиняют невнимательность. Я-то знал, что, скорее всего, произошла склейка — предмет на какое-то время оказывается на одной из многочисленных ветвей Многомирия, а при новой склейке физических реальностей возвращается обратно (но может и не вернуться, чему тоже есть масса независимых свидетельств). Поэтому я не стал спорить.
А потом забыл.
— Ты умница, — сказал я. — Только…
— Ну да, — кивнула Тома. — Ты хочешь сказать, что за эти месяцы тысячу раз держал нож в руке, и если там были чьи-то отпечатки… не твои…
— Конечно, — согласился я. — Но если какой-то предмет подвержен явлению склеек чаще прочих, а ты знаешь, что именно это я пытаюсь просчитать в волновых функциях, то вероятность того, что достаточно большое число склеек останется просто незамеченным в процессе наблюдения…
— Когда ты переходишь на свой физический жаргон, — тоненьким голоском пролепетала Тома, изображая из себя маленькую девочку, как она делала всегда, когда я слишком увлекался и начинал объяснять ей вещи, которые сам для себя уяснял с большим трудом, — мне кажется, что я для тебя совсем не…
Пришлось поцеловать ее и прекратить дискуссию.
— Ты сегодня не поешь? — спросил я.
— Ты же знаешь, что нет, — сказала Тома. — Почему ты спрашиваешь? Я пою в субботу, а сегодня — Джейн Кирман. Кстати, я хотела бы ее послушать.
— Может, поедем пока ко мне? А вечером в театр.
— Мне нужно позаниматься, — с сомнением сказала Тома.
— Свои вокализы ты можешь петь и у меня.
— Нет, на кухне голос не звучит, — отрезала Тома. — И у тебя нет инструмента.
— Инструментов у меня сколько угодно, — пробормотал я. — Впрочем, ты права: если мы отсюда выйдем, нас, во-первых, атакуют журналисты, а во-вторых, Стадлер может решить, что я хочу скрыться от карающего меча правосудия.
— Ты думаешь, он еще не оставил тебя в покое? — с испугом спросила Тома.
— С какой стати? — я пожал плечами. — Пока он не объяснит себе, откуда на моем ноже отпечатки пальцев Гастальдона, я буду оставаться в числе главных подозреваемых.
— Он говорит, что ты — свидетель.
— Потому что у него нет доказательств.
— Другой подозреваемый — Том?
— Винклер не убивал Гастальдона, — сказал я. — И уж тем более — я.
— Но кто…
— Я тебе это объясню, когда смогу назвать имя настоящего убийцы, — заявил я, и голос мой прозвучал, видимо, слишком высокопарно, а для слуха Томы — просто фальшиво, как нота, взятая в неверной тональности. Я сразу это почувствовал и сказал быстро: — Пожалуйста, не думай об этом.
— Как я могу не думать?
— Ты хотела поработать? Я тут посижу, почитаю журналы…
Где-то вдалеке зазвонил мобильный телефон. Аппарат играл мелодию из «Травиаты» — значит, Тома успела поменять рингтон, еще пару дней назад ее телефон подзывал свою владелицу танцем маленьких лебедей.
— Это твой? — спросил я.
Тома нахмурилась, выпустила мою руку.
— Нет, — сказала она. — У меня Чайковский, ты знаешь.
— Знаю. Посиди, я посмотрю, что это…
И я пошел искать, телефон уже не звонил, и теперь обнаружить аппарат было намного сложнее.
— Если это не мой, — предположила Тома, сидя на диване, она даже ноги поджала, будто аппарат мог выскочить откуда-то снизу и наподдать ей по пяткам. — то, значит, кто-то в мое отсутствие был здесь и забыл мобильник.
Логичное рассуждение. В новейшей истории криминалистики такие случаи уже не раз происходили.
Я достал из куртки свой аппарат и проверил — не звонил ли мне кто-нибудь минуту-другую назад. Не звонили, чего и следовало ожидать.
— Твой телефон… — сказал я.
— В сумочке, — быстро ответила Тома. — Вон там, на секретере.
Зеленая кожаная сумочка лежала на секретере под ворохом растрепанных нотных листов. Телефон, к счастью, лежал сверху, и мне не пришлось вываливать на столик все содержимое сумочки.
— Нет, — сказал я, — и тебе не звонили.
— Значит… — пробормотала Тома.
— Если опять зазвонит, — бодро сказал я, — надо будет сразу локализовать место расположения звука. Видимо, действительно, кто-то здесь побывал и…
Мелодия из «Травиаты» зазвучала вновь, и теперь я сразу обратил внимание: это был не обычный телефонный рингтон, а самый настоящий оркестр. Скрипки, виолончели. Пожалуй, я мог даже назвать исполнение: так сосредоточенно, четко и, я бы сказал, компактно, вступление к опере звучало в исполнении оркестра NBC под управлением несравненного Тосканини. Мне даже показалось, что я слышу легкий шелест — восстановленная запись 1949 года. Я посмотрел на Тому. По-моему, ей в голову пришло то же самое, да иначе и быть не могло: именно она года полтора назад, когда учила партию Виолетты, часто слушала эту запись и заставляла слушать меня, хотя «Травиатой» я давно был сыт по горло. Но запись Тосканини заставила меня тогда заново прислушаться к этой музыке, особенно, помню, поразили меня интонации сопрано и баритона в сцене Виолетты с Жермоном во втором акте.
Звук шел со стороны платяного шкафа. Вообще-то, если это был чей-то мобильный телефон, то пора бы аппарату переключиться на автоответчик, но музыка звучала, и я понял вдруг, что тихая мелодия доносится отовсюду, я будто оказался на месте невидимого дирижера: скрипки были от меня слева, виолончели справа, альты прямо передо мной.
И стало тихо. Я подошел к шкафу, распахнул дверцы — там висело несколько платьев, костюмы, на верхней полочке лежали шляпы.
— Ты думаешь, что… — начала Тома, но я отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал я. — И вообще, это не мобильник. Ты узнала запись?
— Конечно, — кивнула Тома. — Я думала, ты не узнал.
— Ты мне ее столько раз ставила, — усмехнулся я, — что даже обезьяна запомнила бы.
— Не скажи, — оживилась Тома. — Нужно обладать очень тонким слухом, чтобы…
— Благодарю за комплимент, — сказал я, — но пока понятно одно: здесь нет забытого телефона, никто к тебе в номер не вламывался, а центр звука находится… находился здесь, где я сейчас стою. Кстати, ты обратила внимание? В первый раз звучали начальные такты вступления, а сейчас — продолжение?
