Владимир Михановский - Самое таинственное убийство(Терра)
Странная, однако, вещь: он не испытывал облегчения, скорее — какую-то опустошенность, усталость души. И еще было нехорошее чувство, словно он совершил предательство, выставив вместо себя ни в чем не повинных белковых, попытавшись оболгать их. Почему-то в детективах, которых он проглотил великое множество, ничего подобного не встречалось…
— Что, Мишель, не читал про такое? — спросил сыщик, словно угадав его мысли, и положил ему руку на плечо. Юноша удивился ее неожиданной тяжести и холодности.
— Н… никогда.
— Как видишь, жизнь богаче, — усмехнулся Филимен. — Она всегда готова преподнести сюрприз сочинителям детективных историй.
— Н… насколько я понял, главный сюрприз нас ждет в… впереди.
Мишель догнал сестру с женихом в переходе.
— Куда вы теперь отправитесь? — спросил он.
— Еще не решили, — сказала Мартина.
— А что с твоей работой, Эребро?
— Как только Филимен снял пломбу с видеофона, я дозвонился туда. Представь себе, владелец кафе меня не уволил. Говорит, догадывался, что меня задержали чрезвычайные обстоятельства. Что бы это значило?
— Сообщить ему об этом мог только Филимен, — произнесла Сильвина.
— Конечно, это с…сделал С…сванте! — заявил Мишель.
— Если так, то этот сыщик гораздо лучше, чем я о нем думал, — сказал Эребро. Разговаривая, они медленно шли без цели, когда их догнала запыхавшаяся Сильвина.
— Послушайте! — сказала она. — Ребята, оставайтесь здесь, на вилле. А? Иначе я помру от одиночества.
— У меня работа, — сказал Эребро. — Если я ее лишусь, мы с Мартиной от голода помрем.
— Все, что осталось, ваше.
— Нам чужого не надо.
— Но это не чужое… — растерянно произнесла вдова короля физиков.
— Да, это не чужое, — подтвердила Мартина. — Ты говоришь глупости, Эребро. — Она взяла Сильвину за руку и сказала: — Мы будем приезжать к тебе, мама. Часто приезжать, ты не останешься одинокой. И потом будешь нянчить внука или внучку. Но оставаться здесь, пойми, мы не можем.
— Понимаю, — согласилась Сильвина. — Ну, а ты-то, — обратилась она к Мишелю, — останешься на вилле?
— Мама, я тут задохнусь. Я должен повидать мир, испытать свою судьбу. П…посмотреть, на что я годен.
— Куда же ты направишься?
— В мегаполис.
— Но ты будешь приезжать ко мне? — Вместо ответа Мишель взял руку матери и прижал ее к устам.
— Осиротела наша семья, — вздохнула Сильвина.
— И все, кроме нас, разлетелись кто куда, — добавил Эребро.
Они сидели вчетвером в уютном зальчике информария, стараясь хоть немного прийти в себя и прикинуть планы на будущее.
Прошел только день со времени памятного мозгового штурма.
— Завтра мы улетаем, — сказала Мартина. — А ты, Мишель?
— И я. Но м… мы договоримся, когда т… теперь съедемся снова все вместе.
— Непременно, — подтвердил Эребро.
— Нет, вы все-таки объясните мне, как это получается? — проговорила Сильвина. — Отец убил сам себя? Вот ты физик, Эребро.
— Подождем разъяснений от Филимена. Он обещал, что все объяснится, — сказала дочь, видя, что жених затрудняется с ответом.
— Я подозреваю в чем дело, но боюсь ошибиться, — выдавил Эребро.
— А я д… даже не п… подозреваю, — признался Мишель. Он до сих пор не мог прийти в себя от того, что едва не сделал самооговор.
— Дивны дела твои, Господи! — произнесла Сильвина. — У меня из головы не идет эта картина, там, в кабинете… Если Арни не мог выстрелить сам в себя — значит, их было двое? Завара и его двойник? Но в таком случае, куда же девался второй? Не растворился же, в самом деле, в воздухе? Убитого я обнаружила. Ну, а где же убийца?
Ее вопрос повис в воздухе. И поэтому будущее оставалось неясным и тревожным.
— Как хотите, а я не успокоюсь, пока не будет обнаружен тот, кто выстрелил в Арнольда, — решительно произнесла Сильвина. — Кто бы он ни был на самом деле.
Глава 13
Туннельный эффект
Центр полицейского управления республики располагался в старинном уголке мегаполиса, где имелось всего четыре горизонтальных уровня вместо многих десятков и даже сотен в новых районах.
Сванте Филимен ехал в полном вагоне подземки. Он сидел, откинувшись на спинку и положив на колени неизменный дипломат. Женщины, из тех, что помоложе, бросали на него внимательные взгляды.
В салоне стояла духота, накопившаяся еще с утра. На остановках вагон, скользящий на воздушной подушке, опускался на бетонный подиум, двери раздвигались, люди суетливо входили и выходили. Затем динамик коротко и раздраженно лаял простуженным дискантом название соседней станции, двери салона затягивались, словно лужи осенним ледком, и вагон мчался в непроглядной темени дальше, слегка покачиваясь на тонком воздушном слое.
Когда Филимену надоели изучающие взгляды представительниц прекрасного пола, он опустил веки, делая вид, что дремлет, хотя спать и не думал. Обычная защитная реакция, одна из многих, которой научили его менторы на учебных полигонах в далекие времена. Сванте вышел на угловой станции, открыв глаза, словно по заказу, за мгновение до полной остановки. Он ступил на перрон, когда каплевидная капсула вагона еще с шипением опускалась. За время расследования на вилле, отрезанный от внешнего мира, он успел отвыкнуть от вечно кипящей толпы пассажиров подземки, которая тут же подхватила его, словно щепку.
Филимен, однако, быстро разобрался в пассажиропотоках, разрезал крутым плечом суетливую толпу и втиснулся в нужную пневмокапсулу, идущую без остановок по вертикали до самого верхнего горизонта.
— В вечной тесноте мы живем, от колыбели и до могилы, — вздохнул какой-то старичок в панаме и с тросточкой, прижатый пассажирами к стенке.
Людей набилось порядочно, но Сванте сумел найти удобное местечко у автоматического пульта, таинственно подмаргивающего зеленым глазком. Капсула вздрогнула и пушечным ядром помчалась вверх по стволу. Филимен почувствовал, как тело наливается тяжестью, ощущение было привычным еще со времен марсианского полигона. Рядом тонко, по-заячьи заплакал ребенок, которого мать держала за руку.
Верхний горизонт — собственно мегаполис — встретил его хмуро.
Часы показывали полдень, но небо, плотно затянутое снеговыми и смоговыми облаками, давало совсем не много света.
Накануне выпал снег, но он здесь, в отличие от окрестностей виллы Завары, был тщательно убран. Только на гранитных перилах набережной осталась узкая снеговая полоска, да пустынная лестница, ведущая к темной мертвой воде, была слегка припорошена снежком. Снег был серым — другим его жители города не видели. Одни белковые складывали снег в аккуратные кучи-конусы, другие — перебрасывали его на транспортерную ленту, бегущую в сторону реки, и темная влага беззвучно поглощала рыхлую массу. Вечные труженики работали безотказно. Безотказно? Гм, до поры до времени. Но эти мысли слишком серьезны, чтобы обдумывать их на ходу.
