Владимир Серебряков - Лунная соната для бластера
— Миз Релер, — негромко произнес я, глядя в темноту. По ночам на купол проецировались звезды, но их слабый свет почти не проникал в комнату. — Как ваша настоящая фамилия?
— Что?
— У вашего дяди не было родственников. Я смотрю новости. Так что племянницей ему приходиться вы никак не можете.
— Ну, — сказала она с восхитившим меня самообладанием, — если вы раскопали это, то вам не составит труда понять, почему я его убила.
Мне показалось, что пружины (именно пружины — иногда алиенисты перегибают палку в реконструкции славного прошлого) неимоверного матраца разом распрямились, подбросив меня в воздух, где я и застыл, лишенный опоры.
— Признаться, — выдавил я, — не ожидал такого откровенного признания.
— А что вы со мной сделаете? — поинтересовалась Элис. В голосе ее я уловил интонацию, которая мне совсем не понравилась — горечь обманутой надежды. — Сдадите голубцам?
— Нет, — медленно произнес я. — Мы с вами, конечно, почти незнакомы, но мне почему-то кажется, что вы не стали бы расходовать человека зря.
— Не зря, — согласилась Элис тем же тоном, каким Сольвейг рассказывала о медленной смерти своего сутенера — тоном глубокого удовлетворения некоей высшей справедливостью. Если Ной Релер был хоть вполовину такой сволочью, как тот сутенер, он заслужил свою участь, будь он хоть трижды гений-интелтронщик.
— Тогда расскажите мне все, — предложил я внезапно, повинуясь импульсу. Я ожидал, что она откажется — Сольвейг не любила обсуждать собственное прошлое — но Элис заговорила. Медленно, с долгими, наводящими знобкое оцепенение паузами. Я лежал, дрожал, и слушал.
— Знаешь, что было самым страшным? — Она вдруг перешла на «ты». — Он никогда не воспринимал меня как человека. Как женщину — да… но, Боже правый, лучше бы я была сьюдом! К сьюду он еще мог бы испытывать приязнь. Женщины для него были… предметами. И никуда не уйти. Потому что идти — некуда. Я была его личной, особенной игрушкой, я выходила с ним в свет и почти слышала, как он глумливо хихикает про себя над глупыми коллегами и знакомыми — они даже не могут догадаться, что он привел с собой! Ты думаешь, он из доброты душевной начинил мой мозг интелтронами? Он создавал меня.
Она замолчала. Что-то, жужжа, залетело в раскрытое окно, пронеслось над нами и вновь исчезло.
— И я не выдержала. Он со временем становился… все равнодушнее. Не только ко мне. Ко всем. Ты знаешь, что он убил двух человек? Одного — случайно, отделался штрафом… но я не верю в эту случайность, потому что второго он убивал при мне. Потом долго звонил куда-то. Пришли люди в голубых мундирах. Увезли тело, и один долго ругался — дескать, надо быть осторожнее. Мне стало страшно. Я не хотела умирать. И я… убила его.
Она всхлипнула чуть слышно.
— Это было мерзко, — прошептала она чуть слышно. — Он тоже не хотел умирать. Я не знала, как его убить, чтобы окончательно. В нем стояло столько резервных систем… как на лифтоносце. Даже когда я ткнула его кабелем, он еще шевелился. Мне пришлось каждый резерв выбивать током, отдельно. — Она перевела дух. — Потом я спрятала тело и убежала.
Вполне убедительно. Даже фамилия и поддельный ид — Релер вполне мог выдать неизвестного происхождения девчонку (а Элис тогда явно была еще девчонкой), возможно, клон какой-нибудь сенс-звезды, за дальнюю родственницу и сработать ей удостоверение личности. И опробовать на ней свои новые разработки — почему нет? Все хорошо, кроме одной детали. Каким образом Алиса Т. Релер (кстати, откуда Т.?) оказалась на Луне на следующий день после убийства? Или она готовилась к эмиграции заранее — и тогда врет, что убийство было спонтанным, — или я чего-то не понимаю.
Хотелось как-то утешить ее, но… то, через что ей пришлось пройти, не располагает женщину к любовным играм, а любое прикосновение она сейчас воспримет именно так. Господи, жалко, что Релер умер — своими бы руками придушил сволоту. И не посмотрел бы, что гениальный интелтронщик. Неумножитель он, видите ли. Население они увеличивать не желают, а над детьми издеваться? Все они повернутые какие-то. Педофобы.
— А что значит «Ти»? — спросил я, заполняя паузу.
— Что? А, «Ти»… Это просто сокращение от «Тьюринг». Элис Тьюринг Релер.
Я хмыкнул.
— Странное чувство юмора имел господин Релер.
— Это была его идея-фикс, — саркастически бросила Элис. — Он мечтал создать программу, способную пройти нагрузочный тест третьей ступени.
Я удержал рвущееся с языка слово «чушь». Ной Релер был лучшим интелтронщиком мира; Москва, Пекин, Париж не раз пытались перекупить его у Массачусеттского Техноцентра, но терпели неудачу. Если кто-то и мог провести сьюд через нагрузочный тест Тьюринга, то только он.
— Все его знаменитые схемы были только подходами к решению задачи, — добавила она. — Он подобрался довольно близко. Я даже думала…
— Что?
Она вздохнула.
— Не захотите потом взглянуть на его работы? Я взяла их с собой.
— Зачем? — изумился я.
— Чтобы не оставлять, — проронила Элис. — Понимаете… он пошел необычным путем. Или обычным, но довел идею до логического абсурда. Моделяторы пытались воспроизвести результат протекающих в мозгу процессов, так сказать, оптом. Не получилось. Попытались разбить их на подпроцессы. Все равно не получилось. Подпроцессы раздробили на алгоритмы. Опять ничего. И решили, что это тупик.
— Ну да. — Я кивнул, забыв, что в темноте не видно. — Мы не можем воспроизвести работу этих черных ящиков, пока они остаются черными.
Элис не то всхлипнула, не то фыркнула.
— Ной Релер счел, что мы пользовались не теми ящиками. Он смоделировал нейрон. Один. Упаковал в сверхплотную схему. Размер его устроил.
В комнате повисло молчание.
— Не догадались? — Алиса Релер хмыкнула. — Он скопировал этот логический блок десять миллиардов раз. Его модель имитировала работу каждого нейрона и каждой глиальной клетки в мозгу.
Я неслышно охнул.
— По его оценке, такая модель должна была быть идентична живому мозгу, — безжалостно продолжала девушка. — Но сама по себе она бесполезна, как механические игрушки Ренессанса. Поэтому каждый псевдо-нейрон был снабжен еще одной функцией. Он записывал и анализировал проходящие через него псевдо-импульсы. Десять миллиардов компьютеров. Невозможно вскрыть действующий мозг и посмотреть, как движутся в нем мысли… но эта модель сама себя вскрывала, выворачиваясь наизнанку, чтобы только Ной Релер мог узнать — как создается разум!
— И ему это удалось? — спросил я, стараясь не выдавать жгучего интереса.
— Он не успел. Я его поэтому и убила. Я представила себе… как он создаст человека… да так и оставит игрушкой для своих экспериментов. Это было бы в его духе.
