Юрий Леж - Перевертыш
Прямо на письменном столе она расставила семь стаканов, тарелку с черным хлебом, две бутылки водки, бутылку коньяка. Когда в комнату вошли Октябрьский с майором-телохранителем, Мишин и бойцы, женщина споро и как-то по ювелирному точно разлила по стаканам водку, один из них накрыла кусочком хлеба и отставила в сторону.
К столу подошли все вместе, понимая — в такой ситуации нет офицеров и солдат, начальников и подчиненных. Егор Алексеевич взял стакан первым, сказал сухо, кивнув на поминальный:
— Земля им пухом…
Все молча выпили. Под грохот возвращаемых на стол стаканов, показавшийся Пану нестерпимым и оглушающим, Октябрьский спросил у особиста:
— Ну, закончили там везде эксперты?
Мишин кивнул:
— Подвал и приемную обработали. В своем кабинете я сам разберусь, вряд ли там найдется что-то особенное и интересное для экстренной экспертизы…
— Хорошо, тогда, как говорилось у Шекспира: «Унесите трупы, скомандуйте дать залп». Распоряжайтесь дальше, товарищ капитан, привлекайте нашего доктора, если хоть в чем-то возникнут сомнения по поводу следов. Идите, — приказал Октябрьский. — А я пока поговорю с ребятами…
* * *Когда за вышедшим капитаном захлопнулась дверь, Егор Алексеевич со вздохом пристроился на стуле, пояснив бойцам:
— Старость — не радость, не могу долго стоять или ходить… Да и сидеть — тоже, — он угрюмо засмеялся, — вот так и кручусь… Присаживайтесь и вы. А ты, лейтенант, подежурь-ка за дверью, меньше слышишь, дольше живешь…
Когда обрадованный лейтенант с майорскими погонами вышел из комнаты, Октябрьский, наконец-то, представился бойцам.
— Как-то впопыхах, да этими неприятными хлопотами об этикете совсем забылось… — покачал он головой. — Да и сбивает, что я вас знаю, пусть и заочно. Так вот, я Егор Алексеевич, если по фамилии, то Октябрьский. А это — Марта Кох. Она зовет меня на германский лад Георгом, не обращайте внимания. Про должности и полномочия свои я лучше промолчу. А то ведь только что лейтенанту говорил: «Меньше знаешь, дольше живешь», но это так, юморок у меня такой. Нервный…
А вытащил я вас, ребятки, сюда не просто так. Свои кошмары вы и в боях посмотреть успеете, это к тебе, Пан, относится, старший сержант-то уже насмотрелся, даже и похлеже, небось…»
То, что дальше рассказал Октябрьский, человек в странной одежде, с неограниченными, как оказалось, полномочиями, раз так легко и непринужденно озадачивал капитана Мишина, выходило за рамки обыденной атаки диверсионного отряда на военный объект.
Сразу после полуночи, некто или нечто, ворвалось в подвальное помещение через запасной вход. Охрана, надсмотрщики, а потом и задержанные были истреблены с ненужной жестокостью в течение буквально нескольких минут, после этого некто или нечто прорвалось на второй этаж, разнесло в хлам приемную и кабинет капитана Мишина, убив его секретаршу и полдесятка солдат и офицеров комендатуры, пытавшихся задержать или ликвидировать это нечто.
Сейчас, под руководством Мишина, проходят следственные мероприятия, делаются экспертизы. Но это уже рутинная, обязательная работа «постфактум». А вот пригласил бойцов в комендатуру Октябрьский для работы оперативной. Потому как…
— Из всех задержанных исчезла бесследно только та, ваша, мулатка, — пояснил Егор Алексеевич. — Остальных, худо-бедно, смогли собрать и опознать из тех частей, что остались…
— Вы хотите про нее что-то узнать? — вклинился в паузу старший сержант. — Так и я, и Пан отчеты товарищу капитану написали. Все, как было.
Октябрьский не стал говорить бойцам, что в суматохе нападения и сразу после него, когда обследовали подвал, идентифицировали погибших, и он, и сам капитан Мишин как-то забыли про бойцов, и сообразили, что тем также может грозить опасность, как опасным свидетелям, только после того, как обнаружили вскрытый сейф капитана. Очень было похоже, что некто или нечто пытался найти и уничтожить все следы пребывания в комендатуре загадочной мулатки. Вот только после этой догадки капитан и поднял по тревоге караул батальона личным звонком, сообщив о направляющейся в их сторону диверсионной группе. Впрочем, как выяснилось позже, тревога эта коснулась только дежурной смены, выведенной на посты для усиления, а вот начальство в лице комбата и его заместителей карнач тревожить не стал. «Что такое диверсионная группа? Человек десять-пятнадцать. А мы предупрежденные — отобьемся, как нечего делать», — решил капитан Володин, дежуривший в эту ночь по батальону.
— Отчеты ваши, конечно, найдутся, — согласился Октябрьский. — Вот товарищ Мишин наведет порядок в своем кабинете, и всё отыщет и мне покажет. Впрочем, показывать-то и не надо, он и так всё успел рассказать подробно.
Пан смутился, стрельнув глазами в Марту. «Опять про то, как я с этой мулаткой кувыркался, — подумал он. — И опять при женщине…». Он вспомнил погибшую Настю, и в горле встал неожиданный комок. Пришлось сглотнуть, хорошо хоть ни Октябрьский, ни Успенский на это судорожное движение кадыка у Пана особого внимания не обратили.
— У нас сложилось совместное мнение с капитаном, — продолжал Октябрьский, — что приходили именно за мулаткой и смогли её освободить. Следы их: её и еще кого-то, — обрываются за парком, там их ожидала машина. Теперь у меня будет просьба к тебе, Пан. Ты больше всех общался с этой загадочной девицей. Причем, в неформальной обстановке. Подумай, напрягись, постарайся вспомнить… говорила ли она о своих друзьях, знакомых, приятелях здесь, в городе… или в пригородах, вообщем, поблизости?
Пан сообразил, что интимные подробности его общения с мулаткой сейчас уже отошли на второй план, теперь важнее, о чем и как они с ней общались. Но ведь общались-то без знания языка друг друга, на каком-то эмпатическом (Пан и слова-то такого не знал), душевном уровне. Но — понимал же он её, когда мулатка говорила о своем доме далеко на юге полуострова, о большой семье… Или она имела в виду юг не этого совсем полуострова? и под семьей понимала нечто гораздо большее, чем понимают обычные люди?
— Товарищ Октябрьский, не помню, — понуро сказал Пан. — Не было, вроде бы, о друзьях ничего. Да и потом, как товарищ капитан говорил…
— Стоп, — скомандовал Егор Алексеевич. — Всё забудь, что было потом. Выкинь из головы, постарайся вспомнить, о чем вы тогда общались… Сергей, я понимаю, тебе сейчас это сделать нелегко, да и общались вы не словами, но… постарайся…
— Можно пробовать гипноз, — с чудовищным акцентом сказала Марта, внимательно прислушивающаяся к разговору, но до сих пор молчавшая.
— Гипноз попробовать можно было бы, если б под рукой был наш гипнотизер, которому можно доверить разговор на такие темы, — грустно сказал Октябрьский. — Так что гипноз придется отложить до Москвы… А сейчас — вся надежда на человеческие мозги, которые никогда ничего не забывают…
