Сакс Ромер - Зловещий доктор Фу Манчи
Расследование показало, что имя пропавшего было Джеймс Эдвардс, пассажир второго класса, с билетом до Шанхая. Имя, по-видимому, вымышленное Человек этот имел восточную внешность, и мы вели за ним плотное наблюдение»
— Это конец рапорта, — воскликнул Смит.
Он имел в виду рапорт двух сотрудников уголовной полиции, которые поднялись на борт «Андамана» в Тилбери.
Он задумчиво зажег свою трубку.
— Неужели это победа Китая, Петри? — негромко спросил он.
— Пока не разразится великая война и не откроются тайные ресурсы Китая, — а я молю Бога, чтобы я не дожил до этого, — мы ничего не узнаем, — ответил я.
Смит начал широкими шагами ходить по комнате.
— Чье имя, — вдруг спросил он, — на очереди в нашем списке?
Он говорил о списке важных людей, составленном нами. Они стояли между злым гением, тайно проникшим в Лондон, и торжеством его дела — торжеством народов желтой расы.
Я взглянул на наши заметки.
— Лорд Саутри, — ответил я.
Смит бросил мне утреннюю газету.
— Посмотри, — сказал он. — Саутри мертв.
Я прочел сообщение о смерти пэра и скользнул взглядом по длинному некрологу. Он лишь недавно вернулся с Востока, и вот, после непродолжительной болезни, у него отказало сердце. Даже Смит, который ревностно следил за безопасностью своих овец, которым угрожал смертью волк по имени Фу Манчи, не подозревал, что конец лорда был так близок.
— Ты думаешь, он умер своей смертью? — спросил я Смита.
Мой друг протянул руку через стол, ткнув пальцем в один из подзаголовков:
«Сэра Фрэнка Наркомба вызвали слишком поздно».
— Видишь, — сказал Смит, — Саутри умер ночью, но сэр Фрэнк Наркомб, прибывший пять минут спустя, не колеблясь заключил, что смерть была вызвана резким понижением сердечного давления, и не заметил ничего подозрительного.
Я задумчиво посмотрел на него.
— Сэр Фрэнк — прекрасный врач, — медленно произнес я, — но нужно иметь в виду, что он и не искал ничего подозрительного.
— Нужно иметь в виду, — раздраженно парировал Смит, — что если смерть Саутри — дело рук Фу Манчи, никто, кроме эксперта, и не сможет заметить ничего подозрительного. Фу Манчи не оставляет следов.
— Ты едешь туда? — спросил я.
Смит пожал плечами.
— Наверное, нет, — ответил он. — Или лорда Саутри прибрал Бог, или желтолицый доктор сделал свое дело так умело, что не осталось ни следа его участия.
Даже не притронувшись к завтраку, он бесцельно бродил по комнате, разбрасывая по камину спички, которыми он беспрестанно зажигал периодически затухавшую трубку.
— Это не годится, Петри, — вдруг взорвался он, — это не может быть совпадением. Мы должны поехать и посмотреть на него.
Час спустя мы уже стояли в тишине комнаты с задернутыми занавесками и витавшей атмосферой смерти, глядя на бледное интеллигентное лицо Генри Стрэдвика — лорда Саутри, величайшего инженера своего времени. Этот мозг, закрытый роскошным лбом, разработал план строительства железной дороги, за которую Россия заплатила такую высокую цену, создал конструктивную идею канала, который в недалеком будущем должен был соединить два великих континента, сократить путь между ними на целую неделю. Теперь он уже не создаст ничего.
— У него в последнее время появились боли в груди, вызываемые сильными перегрузками на сердце, — объяснил домашний врач, — но я не ожидал такого скорого летального исхода. Меня вызвали днем, около двух часов, и я обнаружил, что лорд Саутри был в состоянии опасного истощения. Я сделал что мог, и мы послали за сэром Фрэнком Наркомбом. Но незадолго до его прибытия больной умер.
— Как я понимаю, доктор, вы лечили лорда Саутри от болей, вызванных сердечными перегрузками? — сказал я.
— Да, — был ответ. — Уже несколько месяцев.
— Вы считаете обстоятельства его смерти полностью соответствующими характеру этой болезни?
— Определенно так. А вы сами замечаете что-нибудь необычное? Сэр Фрэнк Наркомб полностью согласен со мной. Неужели есть хоть какие-то сомнения?
— Нет, — сказал Смит, задумчиво потягивая мочку своего левого уха. — Мы ни в коем случае не оспариваем точность вашего диагноза, сэр.
Врач поглядел на него непонимающе.
— Но разве я не прав, полагая, что вы связаны с полицией? — спросил врач.
— Ни доктор Петри, ни я никоим образом не связаны с полицией, — ответил Смит. — Но тем не менее я надеюсь, что то, о чем мы говорили, останется между нами.
Когда мы, притихшие в ужасе перед таинственной силой, коснувшейся лорда Саутри холодными пальцами смерти, оставляли дом, Смит задержался, остановив человека в черном, проходившего мимо нас по лестнице.
— Вы были слугой лорда Саутри?
Человек поклонился.
— Вы были в комнате, когда произошел фатальный приступ?
— Да, сэр.
— Вы не видели и не слышали ничего необычного, ничего необъяснимого?
— Ничего, сэр.
— Скажем, каких-нибудь странных звуков поблизости от дома?
Слуга покачал головой, и Смит, взяв меня под руку, вышел на улицу.
— Может быть, я становлюсь фантазером, — сказал он, оглянувшись на дом, — но мне кажется, что что-то темнеет вон там, что-то характерное для домов, двери которых отмечены невидимой печатью смерти от рук Фу Манчи.
— Ты прав, Смит! — воскликнул я. — Мне не хотелось упоминать об этом, но у меня тоже появилось какое-то ощущение угрожающего присутствия Фу Манчи. Хотя у нас нет никаких доказательств этого, я уверен, что он виновен в смерти лорда Саутри, как если бы я собственными глазами видел, как он нанес удар.
Именно в таком мучительном состоянии ума — связанные, беспомощные в своем неведении о планах сверхъестественного китайского гения — жили мы все последующие дни. Мой друг казался человеком, снедаемым лихорадкой. Да, мы не могли действовать.
В сгущающейся темноте одного из таких вечеров я стоял, лениво перелистывая некоторые книжки, продававшиеся с лотка на Нью-Оксфорд-стрит. Одна из них, рассказывавшая о тайных обществах Китая, показалась мне поучительной, и я уже собирался позвать хозяина, когда, вздрогнув, почувствовал, как кто-то сжал мою руку.
Я быстро повернулся — и встретился с темными прекрасными глазами Карамани! Она, которую я видел в стольких обличьях, была одета в прекрасно сидевшее на ней платье и модную шляпу, в которую была убрана большая часть ее прекрасных волос.
Она опасливо оглянулась кругом.
— Скорее! За угол! Я должна поговорить с вами, — сказала она дрожащим от возбуждения музыкальным голосом.
Я никогда полностью не владел собой в ее присутствии. Нужно было быть чуть ли не ледяным, чтобы сохранять равнодушие. Ее красота была редким букетом; она была тайной — а тайна усиливает очарование женщины. Возможно, ее следовало давно арестовать, но я знал, что готов рискнуть многим, чтобы спасти ее от этого.
