Надежда Первухина - Конец света сегодня
– Кристалл преломления? Погодите, но я ничего не знала! Это наверняка личная тетушкина инициатива!
– Уж тут не знаю. А кристалл надо вернуть.
– Он не у меня. У тетушки.
– А где ваша почтеннейшая тетушка сейчас находится?
– Не знаю. Возможно, в Индии. Иначе для чего бы ей понадобился кристалл! Слушайте, господин Торчков!
– Да?
– Отзовите ваше оцепление и перестаньте объявлять меня в розыск. Мне очень нужно встретиться с инопланетянами! От этого зависит судьба Щедрого, в конце концов!
– А вы не сбежите?
– Куда ж я сбегу, смеетесь?! У меня тут подруга беременная и куча дел. Я должна разобраться, что это за вирус. И придумать антидот. Так что предлагаю вам, Изяслав Радомирович, поработать в одной команде.
– Согласен. Тогда можете перебираться в свое жилище на Рязанской. Оцепление снимут, если только охраны немножко оставить…
– Не надо охрану. Я сама справлюсь.
Юля отняла ладони от кристалла, и связь прервалась.
– Тра-та-та-та-та! – высказалась великая ведьма в пространство. – За каким лядом понадобился тетушке музейный кристалл? Своих мало? Ой, чую я, еще поджарится моя задница в аду, еще поджарится!
Юля села рядом с Лизой и задумчиво посмотрела на подругу.
– Мне надо идти, – наконец сказала она.
– Куда? – вскинулась Лиза.
– Ты же слышала. В театр. К нашему красавцу-мачо на поклон.
– Одну я тебя не отпущу! Мы с Владом тоже пойдем!
– Нет, – резковато сказала Юля. – Это только моя игра, поэтому вы будете отдыхать тут и наблюдать за развитием сюжета через «Доносчика». Извините, ребята, что запираю вас, но…
– Мы всё понимаем, – кивнул Влад. – Ничего, посидим в заточении. Кроссворды есть?
– Пачка. И кровать у меня хорошая, пружинистая. Лизок!
– Мм?
– Не дуйся. Лучше помоги-ка мне выбрать наряд, подходящий для встречи с этим Монтесумой.
– О, это мы на раз.
После долгих переборок и примерок Юля вырядилась следующим образом:
– черные джинсы с серебристой бахромой по бокам и стразами на поясе,
– белая рубашка поло с зашитыми в воротничок амулетом безопасности и парочкой афродизиаков,
– черный свитер крупной вязки, напоминающий кольчугу и наподобие кольчуги отражающий скользящий удар меча,
– ведьмовской плащ с капюшоном, расшитый положенными по уставу знаками богини-Матери,
– ботфорты,
– небольшая стилизованная шляпа-треуголка с крошечным перышком ржанки (отводит порчу).
Всё.
Юля стояла перед зеркалом и оценивающе оглядывала себя:
– Лиз, может, мне накраситься?
– Конечно! Тени, тушь, румяна и помада обязательны! Он и сам-то разрисован весь как клоун.
– Ненавижу клоунов.
– И я тоже.
Лиза помогла Юле с макияжем (получилось немного устрашающе). Ведьма пообещала по возвращении принести свежих продуктов и газет.
И ушла она из своего бункера, оставив Логиновых обновлять кровать.
Ведьма шагала по проспекту Ленина, и встречные патрули ее не трогали, видимо, уже получили наводку от Котохи. Проспект был пуст. Стояли троллейбусы и автобусы, кое-как припаркованные автомобили напоминали осиротевших котят. Не горели огни торговых центров, супермаркетов и магазинов. Кое-где были разбиты окна. Ветер гонял по тротуарам снежную крупу, пыль и мятые газеты.
С проспекта Ленина Юля свернула на Театральную – улицу, заканчивающуюся городским театром. Раньше на Театральной (она была закрыта для движения транспорта) проводили выставки, шоу, карнавалы, распродажу всяких ведьмовских поделок, а теперь…
А теперь здесь выворочен асфальт и всюду мутные замерзшие лужи.
– Я убью того, кто сотворил такое с моим городом! – проскрежетала Юля.
Она подошла к театру. Внешне он не изменился – все те же огромные окна, балконы, колонны, узорные фонарные столбы. На тумбах для афиш наклеены анонсы премьер и бенефисов. Юля не очень любила театр, но готова была спасти его от всяких посягательств извне.
Она поднялась по широким, присыпанным снегом ступеням. Никто ее не встречал, никто не останавливал. Кругом было сумрачно и печально, как на гражданской панихиде.
Юля толкнула стеклянную дверь и вошла в вестибюль. Пусто, пыльно, запущенно.
– Эй, – приглушенно крикнула она. – Здесь есть кто-нибудь?
Тишина, глубокая, полновесная тишина ответила девушке: «Не-э-эт».
– Раз, два, три, четыре, пять, я иду стрелять. Кто не спрятался, я не виновата, – пробормотала Юля и пошла в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.
На втором этаже тоже было пусто. Ковровое покрытие скатано в рулоны, стулья сдвинуты, буфет закрыт. На Юлю задумчиво смотрели со стен портреты знаменитых в прошлом актеров и актрис Щедрого.
– Ну я так не играю, – сказала Юля. – Какого черта вы прячетесь?
Никто ей не ответил. Юля разозлилась и дернула тяжелую дверь, ведущую в зрительный зал. Дверь со скрипом подалась, и тут Юля упала, закрывая ладонями глаза. Потому что из дверного проема на нее хлынул такой свет, что смотреть было больно.
– Не трогайте меня! – Юля ощутила чье-то прикосновение и заорала как резаная. – Я пришла с миром!
– Успокойся, дева, – услышала она прохладный, как мятная кола, голос.
Что интересно, голос говорил по-русски. Но с едва уловимым акцентом.
Юля села. Открыла глаза. Свет был, но уже не такой воинственный. Юля подняла глаза на фигуру, стоявшую рядом с нею и протягивающую ей руку. Фигура принадлежала женщине, а скорее юной девушке. Девушка была хороша в алом платье с бахромой и мокасинах. В ее длинные волосы были вплетены десятки перышек и колечек. Между бровями висели гипсовые шарики. Но самое главное – за спиной девушки были крылья из переливчатых серо-черных перьев.
– Вы кто? – спросила Юля.
– Меня зовут Ацет, что в переводе на ваш язык означает «вестница». Идем, госпожа. Великий бог давно ждет тебя и хочет говорить с тобою.
– Отлично. – Юля встала на ноги, отряхнулась, поправила шляпку. – Великий бог, говорите? Ладно, разберемся.
Юля пошла за Ацет, спускаясь к сцене по ступеням зрительного зала. Наконец они добрались до сцены. Сцена была закрыта занавесом.
– Очень мило, – сказала Юля. – Бог на сцене, что ли?
– Нет, нет, идем дальше!
Ацет резво подпрыгнула и оказалась на сцене. Юля решила не отставать, показать класс – и взлетела. Невысоко, метра на два, на три. И так спустилась на сцену. Ацет отодвинула в сторону тяжелый занавес, пропуская Юлю вперед. Юля прошла и остановилась, не зная, смеяться ей или плакать.
Майя, видимо, любили театр. Но ничего в нем не понимали. Они расположились со всеми удобствами в декорациях водевиля «Гусарская баллада», разводили костры, варили в котелках какое-то варево. Пахло почему-то крабовыми палочками.
