Виктор Ночкин - Свирель Гангмара
— Скажи, Петер, какой маной ты пользуешься больше? Черной или зеленой?
— Пожалуй… черной…
— То-то и оно. — Ригирт печально покачал головой. — Мы все таковы. Твердим о любви к ближнему, а норовим воспользоваться эманациями злого Гангмара. Гунгилла, Всеобщая Мать, Любовь… Зеленой маной сложнее воспользоваться, эманации Матери слишком крепко угнездились в ее детищах… Любовью Мир делится с нами неохотно. Зато эманации Гангмара, силы Зла, иначе говоря — они свободно струятся по Миру из Черной Скалы, мы легко улавливаем их и творим колдовство — Мир щедр на зло!
Голоса за окном не стихали. Напротив, они приобрели некую общую тональность.
— Ну, хватит, пошутили и будет! — разобрал Петер мощный бас. — Я больше не стану жрать вино в такой вонище! Вот Гилфингом клянусь, кто еще хоть кружку расколотит, самолично тому башку разобью! Вот Гилфингом клянусь!
И тут же в ответ хором загомонили — вполне одобрительно.
— …На добрые дела используем мы черную ману или на злые, но источник ее один, — задумчиво тянул свое Ригирт. — Помни, это большая ответственность, маги вечно имеют дело с эманациями Зла. Теперь ты понимаешь, почему недопустимо, чтобы моя теория стала известна слугам Церкви?
— Да, мастер. Мы имеем дело с эманациями Зла. Магия — от Гангмара.
— Да… Хорошо, если понимаешь… А теперь можешь наколдовать небольшой ветерок и проветрить комнату.
Спустя час магическая вонь рассеялась, и лесорубы возвратились, чтобы продолжить пьянку. Ригирт объявил ученику: он сказал все, что собирался, и велел обдумывать услышанное. Петер же решил обдумать странные сведения о мане и тайном обществе позже, когда станет постарше и приобретет склонность к пустопорожним размышлениям…
Стемнело. Шум в трапезной не прекратился — похоже, там завязалась драка. Ригирту крики и грохот не мешали, маг завалился спать, а Петер долго ворочался на жестком тюфяке, мечтая о возвращении домой, в Пинед. Он прикидывал, какую красивую вывеску закажет тому самому художнику, что нарисовал мальчика для хозяина «Счастливого колеса»…
На следующий день лесорубы похмелялись — без большого шума, довольно мирно. Поскольку назавтра им предстояло трудиться, много не пили и вели себя более или менее спокойно. Около трех часов пополудни к постоялому двору стали собираться местные дровосеки. Проведя выходной с семьями, они готовились возвращаться на вырубку. Подъехала телега. Труженики побросали в нее пожитки и гурьбой двинулись прочь.
К Ригирту примчался довольный хозяин. Толстяк сиял — в этот раз убытки были минимальны! Правда, и выпили постояльцы меньше, чем обычно, но не намного! Не намного меньше! Кабатчик порывался тут же расплатиться, однако колдун остановил его величественным жестом — позже рассчитаемся, позже… когда убедимся, что магия подействовала исправно.
Как и было уговорено поначалу, Ригирт с учеником прожили на постоялом дворе еще неделю. Хозяин всячески угождал дорогим гостям и неоднократно принимался хвалить постояльца — наконец-то судьба свела со знающим чародеем, который к тому же умеет уважать клиента. Другой бы схватил денежки, да и в путь — а почтеннейший мастер Ригирт желает наверняка удостовериться, что в самом деле помог… Словом, Петер с наставником прожил еще одну спокойную неделю, крыша с кормежкой были дармовыми… отчего бы не отдохнуть после странствий и приключений!
В следующий субботний вечер в трапезной случилась большая драка — лесорубы избили и вышвырнули из заведения парня, разбившего кружку. Хотя кое-что из мебели при этом пострадало, толстый кабатчик был доволен. Провожая Ригирта, он сверх оговоренной платы вручил внушительный пакет — «покушать в дороге, если что». Пакет многообещающе хлюпал, и внутри прощупывался округлый бок кувшина. Пока Петер навьючивал на безропотного Велинартиса дополнительный груз, Ригирт с ухмылкой пояснил:
— Видишь, как радуется добрый человек? Теперь в трапезной будет порядок и спокойствие… — Потом едва слышно, чтобы не разобрал лучезарно улыбающийся хозяин, добавил: — А пуще всего доволен, что насолил соседу. Соседу-то теперь ни к чему договор с гончаром.
Парой часов позже, шагая по тракту, Петер спросил:
— Мастер, а почему вы завели со мной беседу о мане и книгах Леолланов именно во время… э… ну, когда лесорубы орали из-за вонючих заклинаний?
— Во-первых, в такой момент нас вряд ли кто мог подслушать. А во-вторых… Во-вторых, теперь ты непременно запомнишь. Когда разговор сопровождается чем-то незабываемым, он лучше врезается в память, это мне еще мой наставник дал понять… А воняло в тот день знатно. Незабываемо воняло, верно?
— Да, мастер, — согласился Петер. — А могу я спросить? Чем именно сопровождал эти пояснения ваш наставник? Какой незабываемый образ он придумал для такой беседы?
Ригирт сдвинул шапочку и задумчиво погладил плешь. Потом лицо чародея скривилось в недоброй усмешке.
— Нет, этого я тебе никогда не расскажу, но старик хорошо позаботился о том, чтоб я не забыл разговора о мане… Да, наставник мой был человек весьма изобретательный и не сказать, чтоб очень добрый. Нет, теперь я не забуду никогда.
Глава 24
— Говорил же, сразу нужно было брать, пока не удрал! — услышал Лукас голос своего вчерашнего недоброжелателя.
— Да никуда не денется! — отозвался молоденький солдат. — Вот только что его видел. Почти до самых монастырских ворот дошел. А потом вдруг раз — и ни с того ни с сего зачем-то повернул обратно.
— Ну а ты чего смотрел? — не отставал сердитый стражник.
— Да я что… доложил, как положено. А задерживать не было команды, — смущенно оправдывался солдат.
— Эх ты, раззява!
— Ничего, ничего, голубчики, не надо ссориться. Никто никуда не сбежал, дверь-то, смотрите, приоткрыта, значит, хозяин дома. Сейчас и выясним, что произошло.
Услышав последнюю фразу, Лукас облегченно вздохнул, потому что узнал голос сержанта Бэра. Мысль о побеге сразу стала казаться нелепой и безрассудной. Зачем навлекать на себя ненужное подозрение, когда есть, слава Гилфингу, человек, способный во всем разобраться.
Художник поднял план монастыря, смахнул рукавом пыль и, держа перед собой пергаментный рулон, уверенно шагнул навстречу непрошеным гостям.
— Рад видеть вас в своем доме, господа, — нарочито бодро воскликнул он.
Стражники тут же бросились к Лукасу, обступили плотным кольцом. Художник растерялся. От показной уверенности сразу не осталось и следа. Лукас вначале еще пытался как ни в чем не бывало говорить дальше, но голос предательски дрожал.
