Станислав Гагарин - Вторжение
Последнее отметить следует особо.
При изучении истинной науки народы станут добровольно повиноваться властям и тому социальному распорядку, который установит государство. Но это будет потом… При теперешнем же состоянии общественных наук и их направлении, которые мы задали варварам, народ, слепо верящий печатному слову, радио и телевидению, питает, оболваненный внушенными ему заблуждениями, вражду к каждому члену общества, каждому социальному слою, который он считает выше себя, ибо не понимает назначения тех, кто отличается от него функциональными обязанностями и образом жизни.
Упомянутая вражда усиливается экономическим расстройством, которое мы с успехом организуем, растущим дефицитом, который позволяет нам делать все новые и новые деньги. С помощью последних, являющихся мощнейшим социальным регулятором, а деньги находятся в наших руках, мы швырнем в пропасть безработицы миллионы людей.
Толпы остервеневших варваров с наслаждением бросятся проливать кровь и грабить имущество тех, кому они по неведению завидуют с детства. Если подбросить им националистические лозунги, то жертв окажется куда больше, а наше участие во всем этом будет окончательно замаскировано.
К этому времени мы окончательно разложим армию и правоохранительные органы, противопоставим их народу с тем, чтобы растерявшееся правительство не было в состоянии справиться с организованными нами погромщиками и бандитами.
Наших разбойники не тронут, потому, что момент нападения, время начала погромов нам будут известны, и нами будут приняты меры для ограждения и защиты своих.
Мы убеждены, что прогресс приведет аборигенов-землян к царству космического Разума Конструкторов Зла. Наш деспотизм и будет таковым, ибо сумеет разумными строгостями замирить все волнения, вытравить либерализм из всех учреждений.
Но это мы сделаем, когда победим повсеместно.
Едва так называемый народ увидел, что ему во имя свободы делают всякие уступки и послабления, он вообразил себе, будто он владыка и ринулся во власть. Но, конечно, как и всякий слепец, наткнулся на массу препятствий, бросился искать руководителя, не догадался вернуться к прежнему и сложил свои полномочия у наших ног. Вспомните французскую революцию, которой мы дали имя «великой«: тайны ее подготовления нам хорошо известны, ибо вся она — дело наших рук.
С тех пор мы водим народы от одного разочарования к другому для того, чтобы они от нас отказались в пользу того деспота, которого мы готовим для мира.
В настоящее время мы, как международная сила, неуязвимы, потому, что при нападении на нас одних, наших поддерживают другие государства. Неистощима подлость варварских народов, ползающих перед силой, безжалостных к слабости, беспощадных к проступкам и снисходительных к преступлениям, не желающих выносить противоречий свободного строя, терпеливых до мученичества перед насилием смелого деспотизма.
Особой терпеливостью отличается русский народ — главная наша опасность.
От современных премьеров-диктаторов, подготовленных нами, аборигены терпят и выносят злоупотребления, за меньшее из которых они обезглавили бы двадцать королей.
Чем же объяснить такое явление, такую непоследовательность народных масс в отношении своем к событиям, казалось бы, одного порядка?
Объясняется это явление тем, что диктаторы эти, разномастные и разнокалиберные президенты суть наши ставленники, они шепчут народу через своих агентов, что они, мол, собственными злоупотреблениями наносят ущерб государствам для высшей цели — достижения блага народов, их международного братства, солидарности и равноправия. Конечно, им не говорят, что такое соединение должно совершиться только под нашей державой.
И вот толпа осуждает правых и оправдывает виновных, все более и более убеждаясь, что она может творить все, чего ни пожелает. Благодаря сложившемуся положению вещей, так называемый народ разрушает всякую устойчивость и создает беспорядки на каждом шагу.
Слово свобода подвигает людские общества на борьбу против всяких сил, против всякой власти. Вот почему при нашем воцарении мы должны будем слово свобода исключить из человеческого лексикона, как принцип животной силы, превращающей толпу в свору кровожадных зверей.
Правда, звери эти засыпают всякий раз, как напьются крови, и в это время их легко заковать в цепи. Но если им не дать крови, аборигены не спят и борются, сами при этом не осознавая во имя чего.
XVII. СТРАСТИ ПО ТИРАННОЗАВРУ
Тираннозавр нежился под жаркими лучами белого раскаленного Солнца.
Совсем недавно он сожрал молодого травоядного ящера, попавшегося ему в украшенные страшными когтями лапы. Без особого усилия хищник разодрал бедолагу надвое и неторопливо, довольно ухая и громко сопя, насыщался, забрызгав кровью собственную грудь, измарав огромную клыкастую морду.
«Появиться бы в подобном обличье на Герцена в Писдоме», — ухмыляясь, подумал чудовищный ящер. Он вытянул окровавленную морду к Солнцу, ему было несколько щекотно от жарких лучей, и трижды проскрежетал, утверждая окрест могущество и силу.
Тираннозавр являлся здесь самым крупным, беспощадным и свирепым зверем, никого не боялся и не брал в расчет никакие составляющие прежнего бытия, ибо от существования Московской писательской организации, с ее парткомом и «Апрелем», Литфондом и секретариатом, равно как и от скандалов в Центральном доме литераторов его отделяли многие-многие миллионы лет.
Ощущения тираннозавра казались странными и непоследовательными.
С одной стороны, он полностью был наделен теми качествами, которые необходимы для независимого существования такого крупного хищника из отряда динозавров, обитающих здесь, на Земле, которую спустя много лет назовут Америкой, ибо именно здесь люди обнаружат останки чудовищных тираннозавров.
«Не мои ли?» — усмехнулся зверь, и вот именно эта способность мыслить неким иным способом, наблюдать за поступками ящера как бы со стороны и оценивать их при этом — смущало кинжалозубую зверину.
Откуда бы ему, пятнадцатиметровому хищнику, обладающему примитивным мозгом, в котором существовало лишь две программы — жрать и размножаться, сообразить, что на дворе нынче конец мелового периода мезозойской эры? А также радоваться тому обстоятельству, что он, тираннозавр, наконец-то свободен ото всех обязательств, которые накладывают на него затерявшиеся в будущем такие ничтожные факторы, как Центральный дом литераторов, необходимость регулярно и в срок платить членские взносы, бессмысленные споры с Воениздатом, перевертышем и подручным ломехузов, борзописцем Рыбиным, недальновидным и трусливым генералом Пендюром?
