Дрянь с историей (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

— Всё по учебному плану, острый полосатик, — пояснила Ева. Было, конечно, неожиданно приятно, что Серафим отвлёк огонь на себя, но это была её пара и её ошибка.

— И в чём проблема?

— Увлеклась, истратила силу на слишком сложную защиту над первыми двумя подгруппами. Сглупила, не учла общий фон, вот и не рассчитала. — Ложь прозвучала легко и уверенно, слишком похоже на правду, чтобы кто-то заинтересовался и попытался разобраться в деталях. — Моя вина. Хорошо Серафим успел среагировать. Больше не повторится.

— Ладно, я и сам обещал аспиранта в помощь, — самокритично поморщился Васнецов. — С этим понятно. А с чего один из лучших студентов пришёл писать заявку на перевод к чертилам?

— Не совсем идиот всё-таки, — хмыкнул себе под нос Дрянин, пока Ева замешкалась с ответом, не сразу сообразив, о ком речь и почему это могло случиться.

— Поясните.

— Пацан слишком близко к сердцу принял смерть полосатика, я посоветовал ему такой выход из ситуации, если не получается совладать с эмоциями. Патрульный должен сначала бить, потом — думать. Видимо, он здраво оценил свои силы.

— Что, очередной защитник животных? — сообразил начальник. — Тогда и правда пусть к теоретикам идёт, там от него вреда меньше. Рука как?

— Всё в порядке. Она левая, так что проблем не будет, а через несколько дней заживёт.

— Хорошо. На будущее обо всех подобных происшествиях сообщайте сразу, чтобы я не узнавал обо всём через третьих лиц случайно.

— Принято, — коротко согласился Дрянин, Ева тоже закивала, и на этом их благополучно отпустили.

Серафим на выходе подал спутнице руку, и она подцепила его под локоть здоровой рукой. Глупо соблюдать нарочитую дистанцию, когда их всем факультетом почти поженили.

— Интересно, как в тебе такая вот потрясающая щепетильность уживается с расчётливой жестокостью? — рассеянно заговорила Ева.

— Где ты нашла щепетильность? — озадачился он.

— Ты не рассказал Васнецову, что Егор сам выпустил тварь. У него могли быть от этого проблемы.

— А, это… Последнее дело жаловаться вышестоящему начальству на своего подчинённого. Тем более выводы он уже сделал.

— И всё-таки?

— Привычки и принципы — одно, а характер — другое, — хмыкнул он в ответ.

— Ну как-то же при таком характере сформировались такие привычки! — Ева уже всерьёз заинтересовалась поднятой темой и ответами спутника.

— С тех пор характер здорово испортился, а привычки — остались, — со смешком пояснил Серафим.

— Да уж, за столько лет… — она передёрнула плечами.

Вопрос возраста Дрянина и его биографии они не поднимали с того разговора, когда он упомянул Волну, но мысли Евы порой возвращались к этому обстоятельству. К попыткам осознать, что этому мужчине уже больше полутора веков. Очень сложных и насыщенных полутора веков. Но информация никак не хотела укладываться в голове, и Калинина каждый раз малодушно переключалась на что-то ещё.

— Не столько годы, сколько… Смерть вообще не улучшает характера.

— Да ладно, некоторые, наоборот, просветляются после клинической смерти, исправляют ошибки, — заметила Ева. — Или… подожди, ты же уже говорил об этом и называл себя покойником! Почему? Мне кажется, для мертвеца ты слишком деятельный.

— Привычка, — усмехнулся он. Несколько мгновений поколебался. — Когда пришла Волна, я был смертельно ранен. В грудь навылет. Тогда такое не лечили, даже если хирург был рядом. Все, кто меня исследовал за эти годы, сходятся в одном: я стал тем, чем стал, именно поэтому.

— А вот эти два… существа? — осторожно спросила Ева. — Ты их ещё странно называешь Муркой и Мурзиком.

— А с ними вообще чёрт ногу сломит. — Улыбка неожиданно потеплела. — Никто так и не понял, во что именно они превратились и что собой представляют.

— Превратились? А кем были до? — растерялась она.

— Пара котят, чёрный и белый, совсем маленькие, слепые ещё. Бог знает, как они там оказались, я подобрал, под китель сунул, чтобы не затоптали, а тут и прилетело. Наверное, их тоже убило.

Остаток пути до общежития проделали в молчании. Серафим выглядел невозмутимым, да и с чего бы ему нервничать, для него не произошло ничего нового, а Ева пыталась связать воедино сложившийся образ Дрянина и новые факты о нём. Получалось плохо, но больше потому, что покоя не давала одна мысль: очень хотелось посмотреть на него такого, каким Серафим был до всех этих событий. Если наружность прекрасно отражала маска, то всё остальное, наверное, здорово изменилось. Он и сейчас был чертовски хорош, даже со всеми своими недостатками, а уж тогда, без них… Красавец, благородный, сострадательный — заметил же и пожалел котят! Просто девичья погибель, а не мужчина.

— А теперь рассказывай, — велел он, пропустив Еву в свою комнату и закрыв за собой дверь.

— О чём ты? — спросила женщина. Она так задумалась, что не обратила внимания, куда шёл Серафим и куда привёл её.

— Что у тебя с силой и почему ты не справилась с полосатиком?

— А, это, — она вздохнула и опустилась на край кровати. Выразительно потянула за край браслета. — Думаю, дело в нём. Я не замечала до сих пор, оказывается, с ним запас сил восполняется очень медленно. Да я его тут и не трачу, когда бы заметить… Как он вообще работает?

— Понятия не имею, — поморщился Серафим. — Я хреновый теоретик. Но делают их плетельщики.

— Я тоже ничего не понимаю в этом, — призналась Ева. — Жаль. Может, если немного доработать, это бы решило мою проблему.

— Вряд ли.

— Почему ты так думаешь?

— Жизненный опыт. Такие проблемы не решаются так просто, — пояснил он. — Временные подпорки не решают проблему, а только загоняют глубже.

— Наверное, — неопределённо согласилась она.

Несколько мгновений Сеф стоял напротив, скрестив руки на груди, и пристально разглядывал сидящую гостью, а та — рассеянно теребила браслет, с которым успела свыкнуться и почти сродниться за прошедшие дни.

— Давай сюда, — наконец проговорил он, приблизился и опустился перед женщиной на корточки.

— Что?..

— Руку давай.

Ева неуверенно протянула ладонь. Дрянин поймал её, потянул на себя, повернул руку так, чтобы видеть наружную, цельную часть браслета, и несколько секунд что-то делал. Калинина не видела, что именно, хотя и пыталась заглянуть: мешала широкая мужская ладонь. Тихий щелчок прозвучал громом, браслет соскользнул с руки в ладонь Серафима, и Ева недоверчиво уставилась на разомкнутые кандалы. Неловко потёрла запястье.

— Ты серьёзно? — спросила дрогнувшим голосом.

— Ты всё равно никуда отсюда не денешься, — он пожал плечами и поднялся, чтобы убрать браслет в ящик стола. Там и остановился, присев на край столешницы. — А если кто-нибудь загадочным образом умрёт во сне, я всегда успею свернуть тебе шею.

— Да ты романтик, — нервно усмехнулась Ева, прислушиваясь к своим ощущениям, но почувствовала только лёгкую слабость и головокружение, которые могли возникнуть и не из-за снятого браслета.

Серафим ответил кривой усмешкой и спросил:

— Как ты ощущаешь голод?

— Голод? — Она удивлённо приподняла брови.

— Как понимаешь, что пора подпитаться?

— Никак, — вздохнула она. — Говорю же, я долго не могла сообразить, что и почему происходит. Упадок сил и настроения, тревожность в одиночестве. Я вообще никак не ощущаю этой связи с Той Стороной!

— И почему думаешь, что она есть?

— По косвенным признакам. Есть способы обнаружить активные ритуальные рисунки и разрывы, ведущие на Ту Сторону, они реагируют на моё присутствие.

— А на моё?

— Я не смогу проверить. — Ева развела руками. — Здесь, вблизи Котла, они сбоят.

— Насколько вблизи? — заинтересовался Серафим.

— На всей территории кремля. Я натыкалась на исследование, даже проверила из любопытства, — пояснила Ева свою уверенность. — И в Орлицыне с этим проблемы, слишком сильно фонит Котёл, даже когда «крышка» закрыта, и чары реагируют только на него в радиусе нескольких километров. Дальше лучше. Неужели тебя не проверяли ими?