Карина Демина - Голодная бездна
– Поздравлять меня пока рановато. – Мэйнфорд упал на диван, и тот заскрипел, покачнулся.
Мебель досталась ему с квартирой, и когда-то Мэйнфорд всерьез раздумывал над тем, чтобы ее сменить, да и вообще ремонт устроить, но как-то очень быстро стало не до ремонта.
Стены есть. Крыша не протекает. Мебель пока стоит, и ладно.
– Что ты думаешь делать?
– В каком смысле? – Он вытянул ноги, откинулся, насколько позволяла продавленная спинка. Поза эта наверняка бесила матушку полным отсутствием изящества. – Торт… девочки… пиво. Можно без торта. И без пива. Виски тоже сойдет.
– Мэйнфорд, – вот теперь раздражение, скользнувшее в голосе, было вполне себе искренним, – ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
О деньгах.
О проклятых деньгах, которые перейдут в полное распоряжение Мэйнфорда.
О замке и замковых подвалах, куда матушка до сих пор не добралась, но надежды не потеряла. О фонде семейном. Акциях. Основном капитале, с которого кормится десяток разнообразных банков, капитал этот год от года приумножая.
О Гаррете, полагающем, что имеет куда больше прав на состояние Альваро. И пусть братец давно перестал плеваться ядом – с той поры, как сообразил, что и от безумца-Мэйни может быть польза – но вряд ли желания его так уж переменились.
– Завещание моего отца было… несколько неожиданным.
– Неужели?
Матушка пропустила высказывание мимо ушей, она вообще обладала на редкость избирательным слухом.
– Он не имел права так поступать с нами.
– С точки зрения юриспруденции имел, – возразил Мэйнфорд.
– Но не с точки зрения морали.
– Мама, тебе ли вспоминать о морали.
– Почему нет? Мэйни, ты снова меня в чем-то подозреваешь? – Маска оскорбленной невинности, слегка сдобренной печалью, была одной из ее любимых. – Мэйни… мы все беспокоимся о тебе. Твоя работа… я никогда не понимала, зачем тебе это надо?
Мэйнфорд и сам поначалу не очень понимал.
Просто надо было чем-то заняться, пустота времени его убивала.
– Ты изматываешь себя, доводишь до предела. Не спишь сутками. Питаешься какой-то дрянью. И твой масеуалле травит тебя… ты хотя бы проверял, что он тебе дает? Нет? Конечно, ему ты веришь… тебе проще подозревать во всех грехах родную мать, чем приблудыша…
Она всхлипнула и платочек прижала к щеке, потом, правда, вспомнила, что не так давно этим платочком пыль вытирала и от щеки убрала.
– Что еще? – сухо поинтересовался Мэйнфорд.
– Ты можешь погибнуть. В тебя стреляли… тебя пытались отравить… а та бомба? Мы так переживали!
Конечно, переживали. Еще бы. Мэйнфорд три дня был на той самой грани, с которой многие не возвращаются. И если бы все-таки ему повезло перешагнуть ее окончательно, семейные активы, столь желанные Гаррету, перешли бы под управление цвергов.
Это было бы неприятно.
– И что мне следует сделать?
Матушка совершенно точно знала, что принято делать в подобных случаях.
– Написать завещание. Нет, Мэйни, не возражай! Если вдруг с тобой все-таки случится несчастье… я консультировалась с несколькими специалистами. Так вот, в случае отсутствия твоего волеизъявления, могут возникнуть некоторые проблемы. Конечно, наследственное право на нашей стороне, но ты понимаешь, сколько там всяких нюансов. А цверги вряд ли захотят расставаться с деньгами. Тем более что мой отец выразился несколько… резковато.
– Я не собираюсь умирать.
– Конечно, дорогой. Никто не собирается умирать, но ты ведь не поставишь семью в неловкое положение…
– Не поставлю.
Если завещание – это все, что ей нужно, Мэйнфорд отделается малой кровью. Тем более что и вправду стоило бы заняться семейными делами.
– Замечательно. В таком случае ты, надеюсь, сделаешь все, чтобы документ не признали недействительным?
– По причине?
– Скажем… твоего душевного нездоровья. Мэйни, – матушка вскинула руки, – успокойся. Я вовсе не считаю тебя сумасшедшим! Но речь идет о деньгах! Об огромных деньгах. И цверги… ты ведь прекрасно знаешь, на что способны эти нелюди ради золота! Мой бедный отец в своей беспричинной ненависти к Гаррету…
– Погоди, – Мэйнфорд без сожаления прервал матушкин словесный поток, – то есть ты полагаешь, что цверги…
– Если у кого-то возникнут хотя бы малейшие сомнения, повод для малейших сомнений в твоей адекватности, завещание опротестуют.
Безумный разговор. Впрочем, у них с матушкой разные представления о безумии.
– Мама…
– Нет, Мэйни, послушай… хотя бы раз послушай, что я говорю. От тебя всего-то требуется показаться целителю. У меня есть на примете очень хорошие специалисты.
– Не сомневаюсь.
– Но если ты им не доверяешь, что ж… выбери сам. Любого. Главное, чтобы его квалификация не вызывала сомнений. Выбери двоих или троих… да стольких, скольких пожелаешь!
– И чем больше, тем лучше?
– Несомненно. – Матушка была предельно серьезна. – Я понимаю, что у нас сложились не лучшие отношения, и давний инцидент мешает тебе поверить, но я никогда не желала тебе зла… Мэйни, сейчас я пытаюсь достучаться до твоего здравого смысла. Да, вы с Гарретом не особо дружны. Ты перенял беспричинную неприязнь, которую испытывал к нему мой отец…
– Мы с Гарретом не особо, как ты изволила выразиться, дружны, потому что он засранец и мне надоело убирать за ним дерьмо.
– Мэйни, не выражайся при матери! Как бы там ни было, но ты должен подумать о брате!
– Только о брате? У меня, помнится, и сестра есть…
– Зачем ей деньги? – почти искренне удивилась матушка. – Ей выделили неплохую долю. А Гаррет…
– Мама, вот давай своими деньгами я буду распоряжаться по собственному усмотрению.
– Гаррет…
– Гаррет достаточно взрослый, чтобы самому о себе позаботиться. Он же Канцлером собирается стать? Вот пусть становится. А я… да, я составлю завещание, раз уж это тебя беспокоит. И деньги не уйдут из семьи. Но если ты надеешься, что он получит доступ к семейному капиталу, то вынужден тебя разочаровать.
– Мэйнфорд!
– Мама, я все сказал. – Он поморщился и потер виски. – И ты сказала… поэтому, будь добра, уходи. Мне вставать рано.
Она поднялась.
Медленно. Всем видом своим демонстрируя обиду. Плевать…
– И еще, – матушка заговорила вновь уже у дверей. – Тебе пора жениться. И произвести наследника.
Вот уж не было печали.
– До свидания, мама. Не могу сказать, что был рад повидать тебя.
Холодное пиво не смыло мерзкое послевкусие от этой беседы. Впрочем, на такое Мэйнфорд и не надеялся. Зато спал он почти без снов.
