Ангелотворец - Харкуэй Ник

Мэтью заключает его в медвежьи объятья.

– Поприветствуйте победителя, – шепчет он Джо в макушку. – Это мой сын. Победитель!

Вот и все. Он допущен.

Определенно, это лучший день в жизни юного Джошуа Джозефа.

Я отправляюсь на Ночной Рынок!

Гарриет Спорк напоследок еще раз поправляет лацканы его пиджака и воротник горчичного джемпера-поло; Мэтью наблюдает за этим с широкой улыбкой.

– Колется, – жалуется юный Спорк.

Мэтью Спорк кивает. На нем точь-в-точь такой же наряд.

– Поначалу немного колется, Джош, потом ты привыкнешь, и тебе даже будет не хватать этих ощущений. Мы должны выглядеть солидно, так ведь? На Ночном-то Рынке.

– Да, пап.

– Ну вот.

Джошуа Джозеф терпеливо ждет, пока мать закончит его причесывать – в очередной раз, – а затем садится на заднее сиденье отцовской машины и всю дорогу сидит очень тихо, с очень прямой спиной и чрезвычайно взрослым, как ему представляется, выражением лица. Они едут по улицам Лондона – сперва быстро, потом медленно, потом опять быстро; большой автомобиль подается то в одну сторону, то в другую, пока Мэтью Спорк играет с педалью газа и поглядывает в зеркало заднего вида.

Джошуа Джозеф мужественно, молча терпит тошноту. Гарриет Спорк наклоняется к мужу, и тот на скорости пятьдесят миль в час резко сворачивает направо. Шины будто прикипели к асфальту и ни на миг не отрываются от земли. Мэтью свирепо улыбается жене, ее румяным щекам и всегда чуть приоткрытому рту.

Двадцать минут спустя чопорные жилые дома сменяются высокими многоэтажками. Еще через десять на смену высоткам приходят гаражи и склады, и вот они уже катят мимо широкого пастбища. В лунном свете Джошуа Джозеф замечает сидящую на заборе городскую лису.

– Ну, Джош, приехали.

Они выходят из машины. Пахнет январским морозцем и костром. Вокруг стоят высокие заброшенные здания, с реки доносится скрип понтонного моста. Ноги хлюпают по грязи, находят гравий. Отец велит им обоим поспешить, и они спешат: через двор, покрытый черным льдом и старыми покрышками, мимо ломкого тельца вмерзшей в лед утки. Мэтью открывает странную овальную дверь и приглашает жену с сыном внутрь.

Они входят, и он закрывает за ними дверь. Небольшая лестница ведет в узкий сводчатый туннель. Каблуки Гарриет стучат по полированному бетону.

– Где мы?

– Ты же знаешь, малец! Ты сам нашел адрес!

– Да, но что это за здание?

– Видишь ли, иногда – в определенные годы и определенные времена года, – бывает так, что достойнейшие господа, управляющие великими державами, не могут найти общий язык. И дабы никто не причинил им физического вреда, все правители, владельцы банков и президенты строят для себя подземные убежища, где можно спрятаться от чего угодно. – Он ведет их по короткой узкой лестнице. – А еще существуют коммунальные службы. Знаешь, что это? Канализация, трубы водоснабжения, коллекторы и прочее. Так вот, эта постройка еще со времен королевы Виктории принадлежала Королевской почте Ее Величества. Смею полагать, наверху даже не догадываются, что это государственная собственность, настолько наплевательски они привыкли к ней относиться. В те времена почта была чудом, подлинным чудом, Джош, а столичная и подавно. Для нее построили собственную маленькую железную дорогу и пневматическую доставку – систему трубопроводов и вакуумных насосов, приводимых в действие паром. Гениально! И, конечно, для обслуживания всего этого хозяйства проложили туннели высотой в человеческий рост. Все это теперь закрыто, запечатано, замуровано и застроено, по крайней мере, так думает Лили Ло; мы-то, жители Ночного Рынка, знаем, что это не так. Парижане гордятся своими катакомбами, однако их катакомбы – ничто по сравнению с сокровищем, что покоится под Лондоном.

В тот самый миг, когда отец произносит эти слова, Джошуа Джозеф различает звуки музыки. Где-то впереди и сбоку чуть брезжит слабый электрический свет; пахнет копчеными колбасками и мускатным орехом, духами и теми цветами, что его мать выращивает на кухонном подоконнике.

Они сворачивают за угол, и перед ними распахивается Ночной Рынок, похожий на украшенную фонарями главную улицу средневекового города. Всюду ручные генераторы и тусклые лампочки. Палатки, лотки и витрины рядами уходят вдаль; все вместе напоминает огромную продолговатую чашу или остов корабля; сотни торговцев и лоточников, привлекая внимание покупателей, наперебой выкрикивают названия и цены своих товаров. Сквозь это море Мэтью Спорк ведет жену и сына, собирая радостные приветствия и восхищенные взгляды.

Красные бархатные стены и вельветовые кресла; картины маслом, золотые монеты, корнуоллские пирожки и чай; табачный дым, мятное желе и турецкий кофе; пожелтевшие от времени игральные карты и шахматы. Ночной Рынок – все это сразу, но в первую очередь это его отец и Дядюшки, что до поздней ночи сидят среди мягких подушек, едят пахлаву и пышки, травят байки и отвечают на вопросы маленького ошарашенного мальчика, пока его мать улыбается и сплетничает с Тетушками. Здесь все приходятся тебе либо Дядюшками, либо Тетушками, а еще кузенами и кузинами – как те мальчик и девочка, что сидят рядом, подопечные дядюшки Ионы, единственного мужчины в деловом костюме. Его кривоватая улыбка, подобно лучу маяка, то и дело падает на лица детей.

Джошуа Джозеф предельно вежливо спрашивает, почему ни у кого здесь нет фамилий. Мэтью косится на широкоплечего, очень худого человека – владельца сего заведения по прозвищу Тэм. В дневное время суток он продает состоятельным господам одежду и инвентарь для охоты и рыбалки. Хотя Тэм держит собственный магазинчик, он охотно доставляет товары клиентам на дом, а потому прекрасно осведомлен, какие ценные вещи имеются в том или ином богатом доме и где именно они стоят.

– У завсегдатаев Ночного Рынка, Джошуа, – начинает дядюшка Тэм, кивая большой головой и прихлебывая виски, – то есть у таких людей, как мы с тобой, очень плохо с памятью на имена. Да и вообще с памятью. Важные вещи, мы, безусловно, помним, а все остальное стараемся забывать – чтобы ненароком не сболтнуть лишнего. Ночной Рынок называется так не только потому, что открывается после захода солнца. Все здешние дела ведутся во мраке. Тени и туман застилают глаза и мысли, дабы мы не видели того, о чем не стоит помнить. Если ты понимаешь, о чем я.

Джошуа Джозеф не понимает.

– Что ж. Мы родом из Корнуолла, так? Мои прапрадеды были кораблекрушителями. Знаешь, кто это?

– Пираты?

– Хм-м, и да и нет. Пирату приходится изрядно попотеть, чтобы получить свою добычу, Джошуа. Он берет суда на абордаж, проводит дни в сражениях, рискует сложить голову в битве или отправиться на виселицу. То ли дело кораблекрушитель! Это спокойный и деловой человек. Всю работу за него делает береговая линия, надо лишь заманить сборщика податей… Ты знаешь, кто такой сборщик податей?

Джошуа Джозеф кивает: ему в самом деле известно, что сборщика податей ненавидят и честят все его знакомые без исключения. Это такая злая фея, которая набивает сундуки социалистов и банкиров чужим добром.

– Так вот, он заманивает на скалы корабль сборщика, груженый данью – золотом и ромом, – а потом все это добро прибивает волнами к берегу. А иногда прибивает и самого сборщика и всех его подчиненных мытарей – так тоже называют сборщиков податей, – и многие из них женились на кораблекрушительницах и до конца дней своих пили ром на пляже, потому что мытари тоже люди, верно?

Словом, кораблекрушитель работает в темноте: если придет шериф, он не разглядит в потемках лиц его подельников и при необходимости готов будет поклясться на Библии, что толком не видел, кто именно принес дань на берег и кто ее унес. Итак… как меня зовут?

Джошуа Джозеф мешкает.

– Что-то не припоминаю.

– Молодец! Так держать. Сиди рядышком, слушай и мотай на ус, пока твой папа занимается делами.

И Джошуа Джозеф действительно мотает на ус, постигает странную науку Рынка: Тэм и Каро учат его премудростям вскрытия замков и грабежа, азам кулачного боя – Ларс по кличке Швед, тошерству – все подряд. А от их сыновей и дочерей, жен, братьев и матерей он узнает, как отличить фальшивую купюру от настоящей, копию картины от оригинала, новодел от подлинной кушетки времен Людовика XIV; как понять, что человек употребляет наркотики, пытается тебя обсчитать или зарывается, и как правильно поставить его на место; как влезть по старому водостоку, не выдрав его из стены; как изменить внешность; как раствориться в людном месте. Ночной Рынок полон тех, кто все это умеет и готов объяснить сыну Мэтью Спорка за свежим пончиком из стального чана дядюшки Дугги (дядюшка Дугги – боксер и силач, настоящий ливерпульский Геркулес, неравнодушный к жареному).