Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека
— Вовсе нет, — ответил Бёртон. — Мои соболезнования, сэр Альфред, мы слышали новость.
— Мать жила только ради брата, — ответил баронет. Они спустились к дороге и пошли по ней. — Когда он пропал, она очень быстро состарилась. В последний раз, когда я видел ее, она была очень слаба. И если прохвост, выдающий себя за Роджера, действительно тот, за кого себя выдает, тогда я с полным основанием могу обвинить его в ее кончине. Если же нет — а я по-прежнему считаю, что нет, — тогда я смогу обвинить его вдвойне. Я чувствую, что внутри, в сердце своем, она знала, что этот мужлан — самый обычный самозванец. И умерла от разочарования: я в этом полностью убежден.
— Но разве перед смертью она не утверждала, что ее старший сын вернулся?
— Утверждала. Последняя надежда несчастной, сломленной горем женщины. А куда мы идем? Просто гуляем?
— Я хочу взглянуть на Карачки и понять, почему туман поднимается только от них, а от соседних полей — нет.
— Ах, да. Загадка, верно? Я и сам часто спрашиваю себя об этом.
От края пшеничного поля все трое пошли вдоль его правой границы, отмеченной низкой изгородью.
— В этом году будет хороший урожай, — сказал Тичборн. — Посмотрите на яркую зелень всходов!
— Теперь, когда вы указали на это, — задумчиво сказал Бёртон, — мне кажется, что Карачки зеленее, чем другие поля.
— Верно, и в этом есть глубокая ирония, не так ли? Самое лучшее зерно мы вынуждены дарить!
Королевский агент остановился и внимательно оглядел ландшафт.
— Я не вижу никакого природного объяснения такому феномену. Все поля на этом склоне находятся в одинаковых климатических условиях. Если бы Карачки были чуть пониже других полей, тогда я мог бы заподозрить подземный источник, но, похоже, они, наоборот, слегка выпирают кверху.
Суинберн присел на корточки, использовал свою трость как уровень и посмотрел на горизонт.
— Ты прав, — сказал он, — эта часть склона определенно выше, хотя и едва заметно. Бог мой, Ричард, вот что значит глаз географа!
— Глаз вполне достаточный для того, чтобы понять: эти поля не лежат на одном уровне с другими. На этой высоте, достаточно низкой, туман должен формироваться в пустотах, а не подниматься с выпуклой части склона. Единственное объяснение — теплый подземный источник. Тем не менее, как я уже сказал, склон тогда был бы слегка опущен, а не поднят. Идемте дальше.
Они поднялись к концу поля и пошли вдоль него.
— Ничего себе! И леди Мабелла проползла весь этот путь? — воскликнул Суинберн.
— Влекомая дьяволом. — Тичборн дернул плечами. — Вы слышали стук прошлой ночью?
— Нет, — мгновенно ответил Бёртон, не дав Суинберну открыть рот. — А вы?
— Боюсь, я слегка перебрал за ужином, — сказал баронет, — и по голове словно ударили подушкой: ничего не соображал, пока не проснулся сегодня утром.
— Кое-что весьма странное произошло в музыкальной комнате. Пианино играло ноту…
— …но за ним никого не было, — договорил Тичборн. — Держу пари, что вы перепугались.
— Поздравляю, вы выиграли. Стало быть, подобное уже случалось раньше?
— Сколько себя помню. Три или четыре раза в неделю — бонг! — и безо всякой причины. Всегда одна и та же нота.
— Си под средним до.
— Неужели? Я в этом ничего не понимаю. Обычно говорят, что это «у дедушки приступ раздражения». Но я считаю, что пианино вытягивается и сокращается под влиянием температуры.
Они забрались на вершину откоса, и Тичборн указал на близлежащую землю:
— Все эти пшеничные и ячменные поля — часть имения, вплоть до вон той линии деревьев. Те дома — деревушка Тичборн, в ней живут главным образом семьи, работающие на наших полях. Так что всё поместье — это узкий склон между рекой и долиной Итчен. А вон там, — он указал на северо-восток, — деревня Алресфорд.
Они пошли дальше вдоль границы Карачек, повернули на углу поля и начали спускаться к особняку. Дойдя до нижнего поля, Бёртон внезапно остановился и пошел прямо по росткам пшеницы.
— Что вы делаете? — спросил Тичборн.
— Погодите.
Бёртон вонзил трость в суглинок и налег на нее всем телом. Она стала погружаться в мягкую землю, пока сопротивление почвы не остановило ее.
— Нашел что-нибудь? — спросил Суинберн.
— Нет.
— А чего вы ожидали? — спросил Тичборн.
— Не знаю. Но я убежден, что под этими двумя полями что-то есть. Вот я и подумал, что конец трости может упереться в камень или в кирпичную кладку.
— Корни пшеницы могут уходить на глубину до четырех футов,[72] — сказал баронет, — так что почва здесь глубокая. Слишком глубокая, чтобы ваша трость могла достичь дна, если оно вообще есть.
Бёртон вытащил трость, отер ее платком и вернулся к краю поля. Они пошли вниз к дороге.
— Я бы с удовольствием поглядел на ваших лебедей, — сказал Тичборн. — Не хотите ли прогуляться со мной по берегу озера?
— Конечно, — согласился Бёртон.
По дороге королевский агент искоса поглядывал на аристократа. Похоже, настроение сэра Альфреда изменилось, притом самым странным образом: он глядел на свое имение так, словно прощался с родным домом. И интуиция подсказывала Бёртону, что это не ожидание скорого прибытия предполагаемого брата. Нет, баронета явно тревожило что-то другое.
— Мне кажется, что завтрашнее прибытие Претендента принесет вам частичное успокоение, — сказал Бёртон, — после стольких недель ожидания вы наконец увидите этого человека и по крайней мере поймете, кто же он такой.
— Да, возможно, — рассеянно ответил Тичборн и замолчал, погрузившись в себя. Они обошли вокруг озера и вернулись к дому, не обменявшись ни единым словом.
Ко времени ужина, несмотря на ярко горящие лампы с камфорным маслом и свечи из кротового жира, в доме царила угрожающая атмосфера. Сэр Альфред, сидя за столом вместе с Бёртоном, Суинберном, Лашингтоном и Хокинсом, налегал на спиртное даже больше, чем вчера. Говорили мало и ни о чем, а ели с еще меньшим аппетитом, хотя повариха постаралась на славу.
— Ваша миссис Пиклторп — просто чудо! — нарушил долгое неловкое молчание Суинберн.
— Да, — с легким пренебрежением ответил сэр Альфред. — Кладовые Тичборнов всегда считались лучшими во всем Хэмпшире, и она, безусловно, отдает должное их содержимому.
Бёртон застыл, держа в руке вилку, на которую успел нанизать кусок бифштекса.
— Что, Ричард? — поинтересовался Суинберн, обеспокоенный и озадаченный выражением лица своего друга. Бёртон опустил вилку.
— Могу ли я осмотреть кухню и кладовые? — спросил он.
