Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека
— Какие силы потревожил ты, старый козел? — тихо спросил Бёртон. Ответ пришел сзади: это была тихая низкая нота, как будто кто-то нажал клавишу пианино. Бёртон застыл на месте. Аккорд повис в воздухе. Холодные пальцы бежали по позвоночнику, пока звук таял, медленно и страшно.
Бёртон резко обернулся к пианино: никого. Он выдохнул. Выдохнутый воздух сгустился у его лица. Слева от себя он заметил запертую дверь. Что-то — он еще не понял что — привлекло к ней его внимание. Он внимательно посмотрел на дверь и подпрыгнул от ужаса: фонарь закачался, по потолку и стенам побежали тени. Он никого не увидел, но определенно почувствовал, что за дверью кто-то есть.
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон был, без сомнения, человеком храбрым, но суеверным; к тому же он боялся темноты и всего сверхъестественного. Темный мрачный дом и так тревожил его; теперь же, оказавшись лицом к лицу с чем-то нематериальным, он задрожал всем телом, и его волосы на затылке встали дыбом. Глубоко вздохнув и подавив инстинктивное желание убежать, он подкрался к двери, положил пальцы на медную ручку и прижал ухо к холодному дереву.
С той стороны не было ни единого звука. Тем не менее ощущение чьего-то присутствия упорно не исчезало. Крепко стиснув зубы, Бёртон собрался с духом, повернул ручку и нажал плечом на дверь.
Потом он остановился.
Что это? Вроде бы он что-то услышал. Голос?
— На помощь! На помощь!
Кричат снаружи, не в доме. И опять:
— На помощь! На помощь!
Знакомый голос… Ну, конечно, Герберт Спенсер! Отпустив ручку, Бёртон метнулся к двери во двор, откинул занавес, распахнул ее и выскочил на спокойный ночной воздух. Герберт взбирался по склону, густой молочный туман клубился вокруг его ног.
— Это ты, босс? Помоги мне!
Бёртон подбежал к нему:
— Герберт! Что стряслось?
Философ бросился к Бёртону и схватил его за руку: глаза округлились, губы крепко стиснуты, зубы стучат. Спенсер явно был напуган до смерти.
— Там! — крикнул он, указывая на озеро.
Бёртон видел только туман, ослепительно-белый в лунном свете; огромной амебой он медленно полз меж стволами согнувшихся ив.
— Но, Герберт, там же ничего нет! В чем дело?..
— Босс, ты что, не видишь их?
— Их? Где? Кого?
— Там… там фигуры, — запинаясь, пробормотал философ. — Не в тумане, а из тумана!
— Какого черта! Что ты хочешь этим сказать?
— Призраки! — прошептал Спенсер, дрожа.
Королевский агент отступил, утаскивая философа с собой.
— О чем ты говоришь? И почему ты вообще здесь ночью? Ты что, лунатик?
— Нет, — квакнул Спенсер. — Я пришел… — Внезапно он замолчал и, широко раскрыв испуганные глаза, крикнул: — Там!
Бёртон посмотрел на озеро. Движется ли там фигура, или темный завиток тумана колышется посреди белого облака?
— Пошли в дом, — сказал он.
Долго уговаривать Спенсера не пришлось. Они побежали, пересекли дворик, влетели в дом и закрыли за собой дверь. Потом они в ужасе посмотрели друг на друга: обоим внезапно показалось, что в комнате кто-то есть. Вжавшись спинами в дверь, они внимательно оглядели музыкальную комнату, но увидели только тени.
— Матерь Божья, — прохрипел Спенсер, выпучив глаза, — неужели дьявол уже здесь?
Стало трудно дышать, заметно похолодало. Фонарь Бёртона покружил по комнате, и его свет задержался на мерцающих глазах сэра Генри Тичборна. Его лицо источало злобу: королевскому агенту вдруг показалось, что портрет изменился и стал изображать совсем другого человека — мрачного, злого, затеявшего недоброе. Свет скользнул вниз по портрету. На мгновение глаза прожгли темноту, потом потускнели, когда свет пробежал обратно по комнате, скользнул по полу и втянулся в заводной фонарь. Тот мигнул и погас, погрузив обоих во тьму. Только серебряный параллелограмм лунного света вытянулся на полу, обрамленный двумя тенями.
Сердце Бёртона бешено заколотилось. Наконец глаза привыкли к темноте, и обоих потянуло к двери, которую Бёртон чуть не открыл раньше. В этот миг ее ручка начала поворачиваться. Королевский агент стоял, как прикованный, не подозревая, что Спенсер тоже глядит на дверь. Мучительно медленно, мало-помалу, медная ручка поворачивалась.
В это мгновение вдалеке зазвучал знакомый аккорд; он подлетал всё ближе и ближе, наполняя комнату. Пианино ответило. Дверь открылась. В комнату вступила странная фигура. Бёртон и Спенсер заорали от ужаса.
— Клянусь своей шляпой! Что тут происходит? — завизжал Суинберн, потому что он и был этой странной фигурой: маленький, с покатыми плечами, на голове корона ярко-рыжих волос. Он озадаченно посмотрел на своих товарищей, которые, тяжело дыша, держались друг за друга.
— Эй! Вы что, напились? И не позвали меня?! Проклятые негодяи!
Из груди Бёртона вырвался почти истерический смешок. Он повернулся к двери во двор и тут же опять закричал от ужаса, отступив назад: из темноты на него глянуло демоническое лицо.
Его собственное отражение.
Бисмалла!
— Ты бледен как полотно! — воскликнул Суинберн.
— Какого… какого черта ты шляешься по дому в такое время? — спросил Бёртон, не сумев скрыть дрожь в голосе.
— Мы же договорились: я сменю тебя в три.
— А что, уже три?
— Наверное. Мои часы остановились.
Бёртон вытащил часы из кармана пиджака и поглядел на них. Стоят. Он тряхнул их, завел и тряхнул опять. Бесполезно: они отказывались работать. Тогда он попытался завести фонарь, но обнаружил, что сломался и он: пружина не оказывала сопротивления.
— Герберт, — пробормотал он, — что ты делал снаружи?
Спенсер нервно сглотнул, вытер рукавом лоб и пожал плечами:
— Я… я могу… нет, я не могу дрыхнуть под чертов храп миссис Пиклторп! Ее комната рядом с кухней, я в двух комнатах оттуда, но в этой части дома звук так странно распространяется, что — могу поклясться! — мне показалось, будто она ревет, как паровоз, прямо за стеной! Черт побери, я уже просто не мог терпеть — вот и решил пойти проведать лебедей. Я-то думал, холодный воздух и всё такое, вот ко мне и прилетит этот… как его… а, Морфей. Но как только я начал спускаться к озеру, меня окружили призраки. Ну и страху я натерпелся!
— Призраки? — возбужденно спросил Суинберн. — Что за призраки? Откуда?
— Герберт думает, что он видел фигуры в тумане, — объяснил Бёртон.
— Из тумана, — поправил его философ.
— А стук? — спросил поэт. — Откуда он шел?
— Стук?
— Как, ты его не слышал? Стучали или в этой комнате, или в следующей, но перестали, как только я вошел в коридор.
