Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке
— Не знаю, Вов. Мне самому трудно это понять… Одно ясно — такие эксперименты бесследно для психики не проходят.
— Немудрено… Кстати, а откуда такие… интимные подробности?
— Харченко их не скрывал, плюс Безекович публиковал отчеты о действии нового препарата. В общем, открытая информация.
— И зачем накачивать себя всякой дрянью? Ведь в таких случаях вполне можно обойтись гипнозом…
— Значит, нельзя.
— Рассказывай дальше.
— Потом. Мы уже пришли. Имей в виду, придется ограничиться кружкой дешевого «Клинского» на нос — боюсь, цены тут еще те.
Отряхнув у входа зонт и вытерев мокрую обувь о коврик, Стас и Вовка спустились в уютный, вкусно пахнущий подвальчик. В этот час ресторан был практически пуст, если не считать скучающих официантов, уставившихся в висевший над стойкой бара телевизор. С появлением Вовки и Стаса в их компании произошло заметное оживление.
— Доброе утро! Присядьте, пожалуйста, вам сейчас принесут меню.
— Спасибо… Вообще-то у нас здесь назначена встреча.
— В таком случае вас ждут вон там — столик в конце зала.
Стас и Вовка прошли в дальний конец зала. Навстречу им поднялся невысокий мужчина лет тридцати, в ладно сидящем джинсовом костюме. Его длинные пепельные волосы были собраны на затылке в хвост наподобие лошадиного. Широко посаженные светлые глаза смотрели на мир открыто, но с легким вызовом и укором. На столе перед ним стояли уже ополовиненная кружка пива и открытый ноутбук.
— Алексей Михайлович? — поинтересовался Стас.
— Доброе утро.
Стас и Вовка по очереди представились и пожали Харченко руку. Новый знакомый жестом пригласил их сесть.
— Надеемся, вам не пришлось ждать нас слишком долго, — сказал Вовка.
— Пустяки, — ответил Харченко, протягивая две визитные карточки. — Можно просто Алексей. Позвольте предложить вам гиннеса?
Стас и Вовка переглянулись.
— Да мы как-то не планировали… С утра.
— Глупости. Гиннес хорош в любое время суток. А здесь он отменный. Мне будет приятно вас угостить.
Через несколько минут на столе красовались кружки густого черного пива с такой крепкой пеной, что она казалась шапкой взбитых сливок.
— Мне очень импонирует ваш интерес к Виральдини. К сожалению, сейчас его воспринимают исключительно как музыканта и композитора. И забывают о том, что он был прежде всего живым человеком. Таким же, как любой из нас.
— Вот об этом мы и хотели бы поговорить… — сказал Стас.
— О, это мой конек! Я помешан на Виральдини…
Стас и Вовка переглянулись.
— Пусть вам не кажется это странным. Фаны классической музыки довольно своеобразные люди. Во всяком случае, мы здорово отличаемся от других людей.
— Все люди разные… — попробовал возразить Вовка.
— Вы считаете себя фаном классики? — в тон ему спросил Стас.
— О, не только. Я — исследователь! Музыколог. И еще коллекционер. Собираю записи Виральдини.
— А почему именно его? — спросил Вовка.
— Сложный вопрос… Порой мне кажется, что оттуда, с небес, Виральдини выбрал именно меня, чтобы рассказать свою историю. У нас с ним божественный резонанс. Совпадение нуль-вектора…
Вовка покосился на Стаса и сказал:
— Чтобы прийти к такому выводу, наверное, надо быть настоящим профессионалом. Ведь вы консерваторию окончили?
— Да. И вы абсолютно правы. Только знатоки по-настоящему разбираются в классической музыке. Впрочем, как и в дорогих винах. Чтобы оценить и то, и другое, нужны зрелость и опыт. И не заказать ли нам по этому поводу хорошего вина?
— Нет-нет, спасибо! Мы, в общем-то, не пьем… — наперебой запричитали Вовка и Стас.
Харченко тем временем ткнул пальцем в клавиатуру ноутбука. Поискав что-то на экране, он поднял глаза:
— Многие знают ноты, но лишь избранные сочиняют музыку… Обратите внимание, что пишет о Виральдини один из критиков того времени: «Виральдини… О, это безумное сочетание возвышенности, боли, насмешки, обжигающего желания, язвительного сарказма и… поистине Божественной Любви». Лучше, по-моему, и не скажешь.
— Да… — сказал Вовка, — Музыка действительно очень сильная. Особенно «Четыре эпохи» и эта… «Ликующая Руфь».
Вовка невольно вспомнил странное томление, охватившее его, когда он слушал «Ликующую Руфь» в Большом зале консерватории.
— «Руфь» — это произведение со сложной, изломанной судьбой. Оно обладает редчайшей силой воздействия. Виральдини назвал его «Пизанская оратория». Хотя в Пизе при жизни композитора она так и не была исполнена.
— Это совпало с указом о запрещении Виральдини въезжать в город?
Харченко кивнул, затем жестом подозвал официанта.
— Графин водки.
— Сколько? — спросил официант.
— Грамм… двести пятьдесят.
Официант удалился.
— Что-то мне захотелось гиннес «с прокладочкой». Знаете, что это такое?
— Приблизительно… — уклончиво ответил Стас.
— Это когда глоток пива — рюмка водки, глоток пива — рюмка водки…
Вовку откровенно передернуло. Стас же решил не показывать удивления.
— Ваше здоровье! — провозгласил новый знакомый по возвращении официанта. — Ох, хорошо! Будто ангелочек пробежался там босичком…
Стас смотрел во все глаза. Вовка отвернулся и принялся рассматривать красочные постеры на стенах зала.
— Между прочим, Виральдини чуть ли не единственный композитор, биография которого полностью выражена в его сочинениях, — сказал Харченко, громко сглотнув.
— А Моцарт? — спросил Стас.
Харченко неопределенно махнул рукой.
— У Моцарта жизнь и творчество плохо пересекались.
— То есть? — не понял Стас.
— Так и есть — писал гениально, это несомненно, но вспомните, как он жил…
— «Гуляка праздный», — подсказал Вовка, за что получил от Стаса ногой под столом.
Тем временем Харченко начало откровенно развозить. Стас и Вовка молчали. Их собеседник понял их молчание по-своему.
— Вы, наверное, не слышали о тайном шифре в партитуре «Волшебной флейты», — сказал Харченко слегка заплетающимся языком.
— Признаться, действительно не слышали… Да, Вов?
Вовка кивнул.
— Сейчас уже доказано, что в этой опере Моцарт зашифровал некое тайное знание, которым владела масонская ложа. Моцарт имел несчастье в ней состоять. За эту оперу он поплатился жизнью — братья по ложе не смогли простить ему столь оригинального способа разглашения тайны. Фактически они спровоцировали отравление.
— А что это за знание? — Вовка интуитивно почувствовал, что эта информация может оказаться очень важной, хотя и не имеет прямого отношения к Виральдини.
