Андрей Бондаренко - Чёрный помидор
Прошло полчаса.
— Мяу, — раздалось рядом.
Артём развернулся на звук и, приветливо глядя на большого чёрно-белого котяру, сидевшего на берёзовой коряге, вежливо поздоровался:
— Доброй ночи, Паслей. Хорошо выглядишь…. Значит, зайсан где-то рядом?
— Мяу-у-у, — важно приглаживая лапой пышные усы, подтвердил кот.
— Тогда веди, бродяга…
Это попахивало откровенным и махровым сюрреализмом: возле крохотного уютного костерка, расположившегося примерно в километре от безымянного ручья, сидели два пожилых алтайских шамана и вели неторопливую беседу. Один старик был одет в нарядный тёмно-бордовый малахай, а другой — в видавшую виды тёмно-зелёную геологическую штормовку. А, вот, лица у шаманов были практически одинаковые — очень тёмные, изборождённые глубокими морщинами. И лица, и глаза, и волосы, и стать. А ещё на нижней ветке разлапистой берёзы, растущей в десяти метрах от костра, сидел, мечтательно щуря ярко-зелёные глазища на светло-жёлтую бокастую Луну, огромный бело-чёрный котяра. Я же и говорю, мол, сюрреализм махровый…
— Значит, параллельно с нами следуют сразу две неизвестные группы? — недоверчиво покачал головой Мисти. — Только с разных сторон? Странность странная…. А откуда, зайсан, вы узнали про это?
— Друзья шепнули, однако, — мрачно усмехнулся Костька. — Знающие. Не сомневайся.
— Хорошо, не сомневаюсь…. Но что им надо? Ну, этим, идущим параллельно? А, зайсан?
— Не знаю, мальчик, однако. Я в ваших современных делах не разбираюсь. Совсем. Думай, однако, сам. Решай.
Через пару-тройку минут Артём достал из внутреннего кармана штормовки маленький металлический кругляшок и, задумчиво глядя на него, произнёс:
— Сделаем, пожалуй, так…
Глава тринадцатая. Путь — как путь
Он проснулся сам, так и не дождавшись, когда это сделает профессор Лазаренко.
«Странно, птичий щебет слышится», — вылезая из спального мешка, подумал Сергей. — «Рассвет? Очень похоже на то. Ага, вон и старина Палыч дрыхнет без задних ног, похрапывая на все лады…. Где же Ворон? Что-то случилось?».
Он, не утруждая себя наматыванием портянок, засунул ступни ног в кирзовые сапоги, набросил на плечи штормовку и, осторожно раздвинув ладонями створки брезентового полога палатки, выбрался наружу.
Там, действительно, безраздельно царствовал ласковый летний рассвет: на востоке по небу вовсю разливалась жёлто-розовая заря, крохотные лесные пичуги буквально-таки сходили с ума от радости, а со стороны соседней поляны доносилось бодрое ржание беспокойного Боронгота.
«Летний ли?», — торопливо проведя по сонному лицу ладонью, засомневался Писарев. — «Скорее уж — летне-переходный. Вон — на склонах ближайших сопок — красные и жёлтые пятна полыхают в полный рост. Это здешние лиственные деревья уже готовятся к приходу осени…. Да и туман чересчур активно клубится по лощинкам и долинкам. А ещё и роса избыточно, на мой взгляд, обильна. Ощущается приближение осени, чётко ощущается…. Говорят, что во второй половине августа в алтайских горах и первые заморозки случаются. Как бы чёрные помидоры морозом не прихватило…. Я, что же, верю в чудодейственную силу этих «волшебных» растений? Получается, что да…. А как тут не поверить? После всех этих «летающих» тарелок, акул в горных речках, змей с «шишками» на хвостах, огромных сиреневых самолётов и «небесных рубок»? Ничего не попишешь: сильнейшая аномальная зона, как выражается наш Иван Павлович. В этих заповедных местах, судя по всему, всё и всякое возможно. Или же очень многое…. Опять же, уважаемый Ворон говорил, что обязательно верить надо, мол, иначе чёрные помидоры «не сработают». Хочешь, не хочешь, а приходится — верить…».
Костёр печально и задумчиво догорал. Вернее, дотлевал: тоненькие струйки ленивого белёсого дыма, уходившие в небо, низенький конус серого пепла и тихое монотонное шипенье — это крохотные капельки росы, выпадая из утреннего туманного воздуха, встречались с одиночными светло-оранжевыми угольками.
Зайсан Костька, плотно прикрыв глаза и опираясь правой рукой на массивный чёрный посох, сидел возле костра — на округлом гранитном валуне.
«Спит, никак?», — нерешительно остановился в десяти метрах от костра Сергей. — «Неудобно как-то — будить старика…. Что же тогда делать? И откуда у него, интересно, взялся этот чёрный приметный посох? Вчера его точно не было…».
— Нет, путник, не сплю, однако, — открыв глаза, басовито пророкотал шаман. — Думаю, планирую, рассуждаю, спорю сам с собой. Полезное, однако, дело. Очень рекомендую…. Почему Палыча ночью не разбудил? Задумался, однако. Задумался. Теперь я долго задумчивым буду. И, однако, не таким разговорчивым, как раньше…. О чём — задумался? О многом, однако. После вчерашнего разговора с ээзи…. Посох? А это я вчера на него своё ружьё обменял…
— Как это? У кого?
— Я же тебе говорю, однако. На скале с ээзи встречался. Потом туда, однако, мой старинный и давний друг подошёл. С ним и обменялись. Нам же вскоре предстоит через ледник перебираться, однако. Как я — через ледник — без посоха? То-то же…. А про чёрные помидоры, парень, ты напрасно, однако, беспокоишься. Заморозки в этом году только в сентябре месяце придут. Не раньше, однако.
— Это вам ээзи вчера поведали — там, на скале? — махнув рукой в сторону, не удержался от вопроса Писарев. — Ну, про то, что я беспокоюсь о чёрных помидорах?
— Нет, не ээзи, однако, — равнодушно поморщился Костька. — У них и других неотложных дел хватает. Более, однако, важных. Просто ты вышел из палатки и подумал: про приближающуюся осень, жёлтые и красные листья, туман с росой, заморозки и чёрные помидоры…. Было такое, однако?
— Э-э-э…. Было.
— Вот, однако. Ты — подумал. Я, однако, услышал. И ответил. Ну, чтобы успокоить тебя, однако…. Понимаешь?
— Ага, кажется, понимаю. Ик-к, — растерянно икнул Сергей Васильевич. — Но только в общих, так сказать, чертах…. А что мне, зайсан, делать дальше? И-к-к?
— Для начала — водички попей, однако. Чтобы не икалось. А потом, однако, иди к женской палатке. Буди жену и Айлу. Я же подброшу в костёр сухих дровишек. Раздую его. Потом разбужу Палыча, однако. Позавтракаем. Посуду помоем. Лагерь, однако, свернём. Лошадок заседлаем. И дальше, благословясь (каждый — на свой лад), поедем, однако.
— А какой путь нам предстоит сегодня?
— Путь — как путь, однако. Обычный совсем…
После завтрака (разогретая вчерашняя каша с тушёнкой и чай с пряниками), Ворон и Иван Павлович, взяв с собой полбуханки чёрного хлеба и немного соли, отправились общаться-седлать лошадей, а Айлу и супруги Писаревы занялись «свёртыванием» походного лагеря. Затушили костёр, сложили палатки и запихали их в чехлы, а после этого, прихватив грязную посуду, спустились к ручью.
