Эрик Фуллилав - Круг одного
Не надо, не делай этого, я хочу его! НЕТ!
и голос Матильды уходит, превращаясь в слабое эхо, — Дженни выключает прибор, изгоняя Матильду из своей головы.
Двинув коленом в пах Эдуардо, она хватает свою одежду. Эдуардо рвет блузку из рук.
Матильда начинает шевелиться, сжимает руками свои морщинистые ляжки, подтягивает колени к груди, стонет…
Дженни, шатаясь, выходит из комнаты.
Он увидел, как она влетела в салон, точно из пушки. Увидел и улыбнулся под своей маской. Сквозь порванную блузку виднелось голое тело. Он открыл ей свое сознание, напрягаясь, чтобы расслышать ее среди невнятных чужих мыслей, — и внезапно обрел ее. В один миг он узнал все ее тайны, под напором которых разом рухнули ее нестойкие защитные сооружения. И сам утонул в этом потоке — так велика оказалась ее сила. Утонул с головой. Жуткое ощущение.
Плохое.
Вокруг нее создалась суматоха. Какая-то старушенция сердито пихнула локтем Демарш, и та хладнокровно оглядела комнату. Он отыскал мысли этой парочки, словно соломинку в стоге сена, и все понял. Дженни пыталась спрятаться среди танцующих.
Он занял место на площадке и мысленно позвал ее к себе.
Она замешалась среди танцующих пар, думая, как бы половчее уйти отсюда. Демарш, наверное, уже ищет ее.
Она налетела на какого-то мужчину в маске. Он взял ее за руки и привлек к себе. Сначала ей показалось, что это тот дурак полицейский: сложение похожее, только маска скрывает лицо. Но было в нем что-то…
На миг она почувствовала себя в безопасности, оказавшись в его объятиях, крепких и реальных, не то что…
с Эдуардо.
Она отстранилась, создав расстояние между их телами. Матильда уже визжала, перекрывая шум голосов и музыку. Демарш… Демарш…
Пятьдесят тысяч — это и много, и мало. Ужасная ошибка. Роковая.
Сколько же причиталось Демарш? Вдвое больше? Или впятеро? Во сколько оценить ее злость? Дженни содрогнулась от одной мысли об этом.
— Ты должен вывести меня отсюда, ковбой, — шепнула она своему партнеру.
— Не теперь. Еще рано.
— Ты не понимаешь… — Где-то позади слышался сердитый голос Демарш.
— Мы еще не познакомились как следует, Дженни. Я нужен тебе не меньше, чем ты мне.
Спаси меня…
— Ты нужен мне, чтобы выбраться отсюда! Демарш, расталкивая толпу, прошла сквозь голограмму.
— Ты уже в раю, Дженни. Расслабься и получи удовольствие.
Демарш, схватив ее за плечо, повернула к себе и смазала по лицу, прежде чем Дженни успела отреагировать.
— Ну все, сучка, тебе конец.
Новая оплеуха — достаточно громкая, чтобы танцующие шарахнулись прочь. Дженни припала на одно колено с медным вкусом крови во рту.
Человек в маске спокойно стоял рядом. Демарш подняла ногу, и короткий заостренный каблук блеснул при вспышках цветомузыки.
Ты красивая, сказал человек в маске. Эта фраза была без слов, раздавшись в ее голове, как серпом рассекая музыку. Демарш опустила каблук, едва не задев ее руку и пропахав борозду в дорогом ковре.
Да. Красивая. И он влил в нее поток энергии, словно ключом повернув ее разум.
Дженни моргнула, и Демарш глубоко вонзила свой каблук в ее ладонь.
Голос незнакомца прогремел в ее мозгу. Стало больно, ужасно больно, и что-то с треском порвалось и развалилось. Рухнул барьер, и гул голосов наполнил голову.
Ого! Сейчас начнется бокс. И Дженни стало ясно, что это подумал толстяк в деловом монокостюме, стоящий за три человека от нее.
Она услышала чужие мысли, и все это — духота, боль, голоса в мозгу — было выше ее сил.
«Интересно, согласится ли эта рыженькая пососать мне…» Бизнесмен, стоящий чуть подальше, голоса льются в унисон с физической болью, телепатические ячейки раскрываются широко, шире, чем когда-либо прежде… кровь течет, впитываясь в бордовый ковер…
…и словно из громкоговорителя:
у следующего, кого встретишь, возьми в рот… И Демарш:
Сука! Убить тебя мало!
Ее гнев взрывается у Дженни в голове, картина следующего удара так же ясна, как сигнал мозга Демарш ее кулаку…
Деррик Трент становится между ними, принимая удар на себя.
Я должен ее защитить,
и где-то вдали смеющийся, жуткий в своей уверенности голос:
Мы еще встретимся, Дженни. Я буду поблизости.
КНИГА ПЕРВАЯ
1
Лос-Анджелес, Калифорния. Март 2050 г.
Во всяком побеге есть что-то невероятно фаталистическое. Мимолетный взгляд назад, записка, заявление об уходе, конец одной жизни и начало другой — но эта другая уже не та, потому что мы стали старше и, как все животные, постоянно умираем изнутри.
Мне бежать некуда. Волна человеческой мысли накатывает на меня каждый день — любовь, ненависть, ложь, смерть, точно отдаленный рокот грома, оповещающий нас, что где-то идет дождь. Я дергаюсь, словно бабочка на булавке, под их горячим дыханием, их потными испарениями, их мыслями — и так всегда.
Добро пожаловать в мой мир. Лос-Анджелес, бульвар Голливуд, сломленные, надеющиеся и отчаявшиеся. Со временем понимаешь, что все это вариации на одну тему вдоль кривой человеческого существования. Я только прохожу мимо, но слышу их так же-, как они слышат себя, — одна я никогда не бываю. Интересно, кто из них закончит день в окружном морге, в холодеющем ящике, на поддоне с колесиками и с биркой на пальце ноги.
Интересно, попросят ли меня прочесть, где, когда и каким образом они совершили свой последний побег… есть в этом что-то невероятно фаталистическое…
На крыше здания, где помещается мой офис, стоит полицейский вертолет. Один из них, в густо-синей, черной издали форме, смотрит на меня в бинокль, и по коже у меня бегут мурашки от сознания, что мои данные уже поступили в какую-то информационную сеть без моего согласия. О Господи, только не сегодня.
…во всяком побеге…Вхожу в толпе служащих. Мысли об утреннем кофе, о многочисленных делах, о женах и любовницах, о темных и зловещих вещах, таящихся у самой поверхности.
Входя, я слышу, как заводится пропеллер на крыше, и делаю глубокий вдох для успокоения нервов, но они не успокаиваются, потому что я не верю в совпадения. Лифт гудит — вот и мой этаж, темно-красный ковер и запертые дубовые двери. Дуб — только тонкая облицовка для прочного материала внутри. Сую карточку в проходную скважину.
Я смотрю на Диди, и мой вид говорит и без слов: не тяни, выкладывай.
Она так и делает. Подает мне мои наушники.
