Юрий Кемист - Три выбора
… Веки снова превратились в экран, на котором возникла уже не прежняя комната, а кабинет шефа. Мой взгляд принадлежал теперь какому-то другому человеку, который входил в кабинет не через нашу общую комнату, а через ту, «персональную» шефовскую дверь, которая вела в кабинет из коридора. В кабинете не было темно, поскольку светились ярким красным цветом батареи отопления, да и лунный, не менее яркий свет этой чистой морозной ночи, свободно проникал через большие стеклянные окна.
Владелец моих глаз подошел к столу Василия Васильевича и принялся осторожно перебирать лежащие на столе бумаги. Их было немного – не любил шеф захламления своего стола – и незнакомец фотографировал каждую из них каким-то хитрым цифровиком, после каждого снимка проверяя по дисплею качество кадра. Если оказывалось темно или нерезко, он повторял снимок.
Закончив с документами, лежавшими на столе, неведомый мне ночной гость перешел к ящикам стола. Правый, расположенный у окна, содержал в себе кофейную чашку, пачку тоненьких сигарет и упаковку ароматических палочек. Последние почему-то заинтересовали его, и он сфотографировал их фирменную наклейку. Предметы он брал аккуратно и клал точно на те места, где они первоначально лежали. Закончив с осмотром правого, неизвестный перешел к левому ящику.
Здесь было гораздо темнее – на это место падала тень от шторы и сюда не попадало свечение отопительных батарей, расположенных под окном. Однако, как оказалось, посетитель кабинета был готов к такому повороту событий. Он поднял руку и включил находившийся на опоясывающем голову обруче маленький фонарик.
Это было очень странное ощущение – непредсказуемое движение не моих рук не моего тела. Почему оно оказалось для меня новым и неожиданным? Ведь чужие руки работали и при осмотре других вещей и документов на столе! Я быстро осознал причину этого – там руки работали как бы автоматически, их движения были предопределены положением предметов и представлялись вполне естественными, а здесь не принадлежавшие мне руки должны были помочь попавшим в затруднение моим глазам.
И помогли очень вовремя. Если бы не свет фонарика, то и подсвечник-менора и нелепый часовой агрегат могли полететь на пол из-за неловкого движения этих рук, не предупрежденных плохо видящими в сумраке глазами.
Освещенное фонариком пространство левого ящика содержало всего пять объектов. На самом дне лежала моя книжка «Многозначное мироздание», причем по степени потертости зеленовато-бурого ее лендрина было видно, что читали ее усердно, на ней – бумажные ленточки от двух упаковок банкнот, конверт с надписью «Там. Никиф.», и… тот самый листочек с инициалами и цифрами, который я сегодня трижды видел на поверхности этого стола!!!..
Глава 17
...О жизни Ленина, пушистости жгута его состояний, о философских проблемах марксизма, о многих обыкновенных и знаменитых людях, которые совершенно не подозревают о том, что являются именно жгутами, а также об одном нумизматическом курьезе. Третий морок.
Коснися ж струн моих волшебной ты рукой…
Этот морок оказался чуть более продолжительным, чем первый. Выходя из него, я ощутил сильную тревогу, и чей-то незнакомый голос шептал мне: «Не знаю, сон ли этот мир или тот, другой мир – сон. Просто не знаю. Да и не важно. Я знаю, что я – тот, другой, который мне снится…». Некоторое время я не мог понять причины этой тревоги – в памяти мелькали, угасая, образы ароматных палочек, отопительных батарей и моей давней тайной мечты – цифрового фотоаппарата. Я никак не мог связать причины своего беспокойства со столь приятным и желанным мне образом!
Единственное, что приходило в голову и как-то объяснило мне дремотное видение, это то, что цифровая камера уже была у Ильи и он как-то демонстрировал нам снятые им на «цифровик» в Черномории виды, напечатанные на струйном принтере хорошего качества. Грешен, я тогда испытал приступ отнюдь не белой зависти и даже злости. Вот отсюда, наверно, и сегодняшняя тревога…
Успокоившись, я снова обратился к экрану монитора. Итак, папка «О жизни Ленина».
В папке было несколько файлов. Первый, который я и открыл, назывался «Общие соображения по теме». Там речь шла о том, что биография Ленина дает прекрасный пример проявления эвереттических склеек. Сама теория Эверетта – давал я себе указание – не должна подробно рассматриваться, на ее детальное изложение следует дать только соответствующие ссылки.
Предполагается, что современный читатель в принципе знаком с тем, что в 1957 году Хью Эверетт опубликовал статью, в которой изложил свое видение квантовой механики.
Для себя я решил, что читателю для понимания статьи должно быть знакомо следующее. В соответствии с эвереттическим взглядом на мир, во всех тех случаях, когда любая «материальная система» находится в процессе перехода от одного состояния к другому, причем результаты этого перехода могут быть разными, «на самом деле» осуществляются ВСЕ возможности. Иными словами, согласно Эверетту, когда бросается монетка, то выпадает не «орел» ИЛИ «решка», а возникают (и «в дальнейшем» реально существуют!) по крайней мере три различных вселенных, в одной из которых выпал «орел», в другой – «решка», а в третьей монетка «встала на ребро».
Выражение «по крайней мере» употреблено не случайно – различных вариантов даже в этом, простейшем примере, гораздо больше. Так, ветвь Мироздания (или, в терминологии эвереттизма, «мультиверса»), где выпал «орел», состоит из множества очень похожих «веточек» (или «волокон»), в которых этот «орел» устремляет свой взор то «на запад», то «на восток», то «на юг», то «на север». Понятно, что и эти «веточки» также расщепляются – «на северо-северо запад», «юго-юго восток» и т. д. Тоже можно сказать и про ветвь «решки».
И вообще процесс бросания монетки можно условно изобразить в виде ветвящегося древа – в момент броска ствол «исходного состояния» разделяется на три ветви – толстую ветвь «орла», которая, если присмотреться внимательнее, состоит из многих волокон – орел «смотрит на север», «смотрит на юг» и т. д., такая же толстая ветвь «решки», и тонюсенькая веточка «на ребро». Толщина ветвей соответствует тому, что и в квантовой механике, и в «обычной жизни», мы называем вероятностью того или иного исхода броска.
Если теперь вместо монетки представить себе реального человека (в данной статье – Ленина), то можно обнаружить, что его жизнь – это переплетение огромного числа ветвей и веточек эвереттических развилок, или, если употребить другую образную систему – некий канат, состоящий из жгутов и волокон разной степени ворсистости. Каждая ветвь и веточка – результат того или иного жизненного выбора, поступка.
