Любовь Федорова - Тыква
Кое-что о монастыре Скорбящих Нонор знал без доносов, допросов и слежки. Просто как любой столичный житель. Обитель всегда стояла на месте встречи Рыбного и Рабежского каналов. Равно как всегда под стенами монастыря находились веселые кварталы. Может быть, этот контраст был обоюдно выгоден, может, даже жизненно необходим, — иначе невозможно объяснить вечное сосуществование святости и греха на юго-восточной набережной Рабежского острова. Никакая торговля не приживалась рядом с серыми монастырскими стенами, кроме торговли распутством и весельем.
Нонору памятен был скандал, разразившийся год назад в Эн-Лэн-Лене. Там один из лучших и крупнейших монастырей оказался замешан в оптовой торговле пьяным грибом. У северян, как водится, разоблачение не обошлось без чудес. Карающие ангелы спустились с неба в компании с нынешним экзархом Энленского диоцеза, рухнули стены, вывернулись на общее обозрение подвалы с запрещенным товаром, подоспел с войском местный князек, и шуму наделалось столько, что даже далекая таргская Столица разволновалась и пару месяцев всячески обсуждала эдакое непотребство. Тем более, что рынком сбыта для пьяного гриба, как обычно, являлся Тарген. У инспектора Нонора, как на грех, не было ни одного знакомого ангела с карающим мечом, ни даже колдуна на летающем корыте, чтоб с помпой обличать и разоблачать кого-либо в контрабандной торговле или хранении незаконных товаров. Всю жизнь ему приходилось справляться собственными силами. Он взял парочку соглядатаев, чтоб присмотрели за монастырскими входами и выходами, пока он будет внутри, по пути завернул домой, прихватил под плащ лисицу, натасканную на пьяный гриб, и с таким сопровождением направился в обитель Скорбящих.
Нонор составил для себя несколько версий убийства Мероя, и, по одной из них, у тайного агента возникли проблемы с монастырем. Вернее, это у монастыря возникли с господином Мероем проблемы. Он услышал или увидел что-то лишнее. Быть может, более глубокую связь обители с Веселым Берегом, быть может, политические интриги с северянами. Бог весть. Проще говоря, либо деньги, либо власть, либо то и другое одним пучком. Дело показалось Мерою серьезным, иначе он не отправился бы холодной ночью в путешествие по каналам и островам. Повод сняться с привычного места в уютном кабачке у него должен был найтись весомый. Почему Мем придумал, что этот овод — тыква, Нонор не понимал и понимать не желал. Вероятно, ничего более солидного и умного в голову Мему просто не пришло. В детстве все думают об игрушках. Ну, пусть и ищет свою тыкву, раз возомнил себя сыщиком. В конце концов, не научишься летать, не начав махать крыльями. Глядишь, когда-нибудь и из этого дурынды вырастет толковый сыскарь. Если, конечно, у Мема хватит способностей понять, что каждая неудача — назидание.
В обители спать ложились в середине первой ночной, поэтому причинить неудобство поздним визитом Нонор не опасался. Даже наоборот, он явился слишком рано, и ему пришлось ждать секретаря совета общины, который вызвался принять его вместо пребывающего в отлучке настоятеля. Время ожидания инспектор потратил с пользой. Вместо того, чтобы смирно сидеть в небольшой приемной до появления местного начальства, он слегка прогулялся по монастырскому саду. Несмотря на ночь, внимание его привлекло низенькое здание за колючими кустами в самом глухом углу огороженной монастырскими стенами территории. Оно казалось непохожим ни на конюшню, ни на карцер и ни на какую другую полезную постройку. Разве что на кухню или на кузню смахивало немного из-за большой плоской трубы. Но какая же кухня может быть в тупике, куда даже по дорожке не сразу сквозь кусты продерешься? А уж кузню и вовсе нелепо здесь размещать. Тем не менее, окна этого здания были забраны решетками, а на крепкой двери красовался серьезный, заботливо смазанный замок. Резонно было бы предположить, что именно тут хранится Большая Монастырская Тайна (вроде партии пьяного гриба, например). Но сколько бы Нонор ни подсовывал лиса носом под дверь и под оконные решетки, ничего предосудительного лисье чутье в дальнем домике не находило. Пришлось Нонору вернуться в приемную без предполагаемого результата.
Наконец на Речных Пристанях прозвонил ночной колокол, и инспектора пригласили войти в кабинет, расположенный в пристройке малого храма. Свет в кабинете вспыхнул сам собой, в двери, перед которыми ожидал инспектор Нонор, никто не входил. Значит, господин секретарь проник туда каким-то внутренним ходом. Удобно, подумал Нонор. В префектуре бы так. А то весь этаж всегда знает, кто когда пришел, кто когда ушел, с кем разговаривал и чем занимался.
Секретарь общины был маленьким сухоньким человечком с узкой хитрой физиономией и со смазанными приторно-сладким ароматическим маслом волосами. Звали его эргр Урмаш. Лис забеспокоился у Нонора под плащом, когда инспектор по-мирски здоровался с эти человеком за рукав. Подобное тянется к подобному, подумалось инспектору, чует, хитрюга, родственную душу.
— Чем обязан знакомству с вами, господин инспектор? — осторожно поинтересовался секретарь, предложив Нонору устраиваться в древнем деревянном кресле, помнившим, наверное, еще времена императора Аммункара, при котором строился Царский Город.
— Вам должно быть известно, эргр Урмаш, что на Чаячьем острове нечестивцы совершили дерзкое преступление — ограбили приписанный к вашей обители храм?
— Да, брат казначей докладывал мне об этом неприятном происшествии. — По лицу Урмаша совершенно ясно было, что данный повод к визиту он рассматривает одинаково с Нонором: как формальный. Поэтому никаких комментариев давать не станет и поболтать о случившемся не хочет. Случилось и случилось. Внутреннее монастырское дело.
— Однако грабителям храма нужны были не деньги, — продолжил Нонор. — Или же вовсе не те деньги, которые обычно можно найти в кружках для пожертвований. Ибо добычу свою они высыпали под берег, в воду канала. Что можете вы мне сказать по этому поводу?
— Что же я могу вам сказать такого, чего бы вы не знали? Вы следователь, вам виднее, как делается ваша работа.
— Насколько я понимаю, священник с Чаячьего острова очень молод, а мера ответственности ему положена немалая. Скажите, не случалось ли так, чтобы эргр Датар не оправдывал возложенное на него доверие?
Глаза секретаря смотрели на Нонора очень внимательно и словно бы с сочувствием, что Нонору не вполне нравилось.
— Понимаете, господин инспектор… — задумчиво произнес эргр Урмаш. — Даже если бы эргр Датар в чем-то провинился перед обителью или своими прихожанами, упрекать его имеет право только настоятель нашей обители, или же совет общины, когда соберется в полном составе. Обсуждать священника и говорить, прав он в своих словах и поступках или не прав, я не правомочен. Я сам такой же служитель Единого, как эргр Датар. Что станется с монастырем, если все мы начнем распускать друг про друга разные сплетни?
