Дело о смерти фрейлины (СИ) - Куницына Лариса

Де Серро измученно взглянул на него.

— Может, вы и правы. Но я не могу похвастаться столь благородной душой, способной на прощение после того, что они со мной сделали. А Хлоя… Я оставляю ей всё, что у меня есть, чтоб было, на что растить ребёнка. Она милая и добрая женщина, и, надеюсь, она забудет меня и найдёт себе хорошего мужа.

Марк поднялся и, кивнув тюремщику, направился к дверям. Голос де Серро остановил его:

— Когда вы поняли, что это я?

— Когда увидел вышитого пеликана у вас дома, — ответил Марк.

— При чём здесь пеликан?

— Ту подвеску из белого селенита, что вы подарили Клодине, она отдала другой фрейлине. Мне не сложно было увязать вас с этой редкой птицей через Вермодуа.

Де Серро уныло кивнул, и Марк ушел, оставив его на попечение тюремщиков.

— Значит, это убийство не имеет отношения к дворцовой жизни, — удовлетворённо кивнул король.

Он кормил сокола, сидевшего на плотной перчатке, надетой на руку сокольничего. На голове птицы был красивый парчовый колпачок с ярко-синим шёлковым султаном. Жоан брал с блюда, которое держал его оруженосец, тонкие полоски мяса и давал птице. Она хватала его клювом и моментально заглатывала.

Марк стоял у открытого окна и задумчиво смотрел на голубое небо и зеленевший внизу сад.

— Именно так, ваше величество, — подтвердил он. — Преступник признал вину. Он мстил фрейлине де Шаброль за оговор в суде, приведший его на каторгу.

— Она действительно его оговорила?

— Именно так.

— И почему он не потребовал пересмотра дела?

— Подозреваю, что он утратил веру в справедливость, поскольку был осуждён не без участия короля Ричарда, положившего глаз на госпожу де Шаброль, которая тогда была его невестой.

— Опять мой отец! — проворчал Жоан. — Сколько ж он успел натворить за какие-то пять лет правления! Если суд приговорит его к казни, должен ли я проявить снисхождение?

— Решать вам, но, полагаю, в данном случае этот человек не заслуживает жалости, тем более что он не проявил раскаяния, лишь сожаление, что был пойман. Впрочем, у него есть беременная жена.

— На свободу я его всё равно не выпущу! Ладно, я сам рассмотрю это дело, когда оно поступит мне для утверждения приговора. Как печально, что в Сен-Марко творилось столько явной несправедливости, и во многих случаях я уже не могу ничего исправить!

— Однако, ваше величество, есть и другой случай произвола короля Ричарда, устранить последствия которого в ваших силах.

— О чём ты?

— О том, что в подвале Чёрной башни уже шесть лет томится молодой человек лишь на основании устного распоряжения вашего отца.

— Шесть лет? — Жоан повернулся к нему, а потом, кивнув сокольничему, подошёл к столу и опустил пальцы в большую чеканную чашу с ароматной водой, в которой плавали лепестки цветов. — Кто это такой?

— Вы должны его помнить. Его имя Люсьен Дидри, он был пажом в свите короля.

— Он жив? — Жоан неожиданно помрачнел и, взяв из рук оруженосца полотенце, произнёс: — Жан, и ты, Блез, оставьте нас.

Сокольничий и оруженосец поклонились и покинули комнату, а Жоан взглянул на Марка.

— Я не могу отпустить его.

— Ваше величество!

— Подожди… — король вздохнул. — Ещё год назад я бы не задумываясь распахнул двери его узилища, но теперь… На мне лежит слишком большая ответственность. В данном случае я должен выбирать между благом для него и благом для всего государства. Всё, что я могу, это облегчить его жизнь в темнице.

— Но почему? — Марк подошёл к нему, и Жоан отвёл взгляд. — Дидри всего двадцать лет! Шесть из них он провёл в темнице, на самом глубоком её уровне, без всякой вины! И теперь он должен будет провести в четырёх стенах всю оставшуюся жизнь? Но за что?

— Марк, — остановил его король, — я всё понимаю. Дидри родился под несчастливой звездой. Волей случая он узнал страшную тайну. Ему бы промолчать, но он рассказал её и в результате оказался в тюрьме. Как ни страшно это звучит, но в данном случае отец поступил разумно, спрятав концы в воду. Разглашение этой тайны может привести к непоправимым последствиям!

— Да что это за тайна такая? — воскликнул Марк.

— На то она и тайна, что даже тебе её знать ни к чему.

— Постойте. Я, кажется, догадываюсь. Он сказал мне, что такая тайна существует, и он рассказал её только вам и другому человеку, который его предал. После этого он заволновался и стал клясться, что никому не говорил о вашей осведомлённости, потому что не хотел, чтоб с вами случилось то же, что и с государем. Его государем был король Арман. Он умер от болезни, и опасения Дидри, что с вами может случиться то же, что и с ним, могут означать лишь одно: он знал, что Армана намеренно заразили смертельной болезнью.

Жоан, который слушал его настороженно, на последней фразе вздрогнул и обернулся к двери.

— С чего ты взял?

— Мне это известно, — проговорил Марк. — Я узнал об этом почти сразу после моего возвращения из луара.

— Тебе Айолин сказал? — с тревогой спросил король.

— Я провёл собственное расследование. Я же был с Арманом в то время и знал, какая болезнь его настигла. Она встречается лишь у нищих и путешественников. Больных не пускают в город, если кто заболевает внутри стен, их отвозят в богадельни, где они живут до самой смерти. Я тогда почти всё время находился рядом с королём и всегда сопровождал его за пределами дворца. Он не общался с больными и нищими, не посещал богадельни, в его окружении никто не заболел. Я не мог понять, почему эта кара богов настигла именно его, достойнейшего из рыцарей Сен-Марко и, может быть, всего нашего мира. Этот вопрос не давал мне покоя, и я начал свои поиски в тех самых богадельнях. Я узнал, кто из приближённых вашего отца увёз оттуда больного, пообещав ему некоторую сумму в золотых монетах.

— Ты прав, — вздохнул Жоан. — Это сделал отец. Он погубил кузена, чтоб отобрать у него корону. Ты представляешь, что будет, если об этом узнает народ? Армана боготворят, а мой отец, мягко говоря, не пользуется симпатией. Но я получил корону от него! Если пойдут слухи, что он являлся узурпатором, то найдутся те, кто воспользуется этим, чтоб поставить под сомнение моё право занимать трон Сен-Марко. Марк, ты знаешь, сколько у меня скрытых врагов, которые всеми силами противятся нашим реформам! Ты думаешь, они упустят возможность пошатнуть трон? Я не держусь за власть, но в настоящее время больше нет прямых потомков королей, кроме меня. Если меня сместят, то за корону будут драться многочисленные дальние и ближние родичи Монморанси. Я просто хочу улучшить жизнь наших подданных, а они повергнут страну в хаос, устроят междоусобицы, в угоду своим прихлебателям снова развяжут войну. Конечно, само по себе раскрытие этой тайны не приведёт к столь страшным последствиям, но потрясение в умах людей может запустить этот процесс, который ни я, ни ты не сможем остановить. Просто храни эту тайну, как хранил её до этого момента, и не проси меня освободить несчастного Дидри. Пусть этот грех будет на моей душе.

— Хорошо, мой король, — кивнул Марк. — Вы правы. И хоть я уверен, что он, наученный горьким опытом, уже никому и никогда не расскажет об этом, я понимаю, что вы несёте ответственность за судьбу нашего мира. Потому, я принимаю ваше решение. Однако я не могу без горечи думать о том, что несчастный Дидри всю жизнь проведёт в застенке. И потому я умоляю вас, ваше величество, хотя бы измените его место заточения.

— Я слушаю тебя, — кивнул король, печально взглянув в окно.

Марк пришёл в Чёрную башню, и тюремщик проводил его на третий этаж, где размещались камеры для привилегированных заключённых. Камера Дидри была небольшой, но довольно светлой. В ней было сухо и чисто, койка была застелена одеялом, а на столе лежала стопка книг. Сам Дидри выглядел гораздо лучше, чем раньше. На нём была новая чистая одежда, он был аккуратно пострижен и выбрит, и в нём уже можно было узнать прежнего пажа. Увидев Марка, он радостно кинулся к нему.