Дрянь с историей (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

— Только в общих чертах, я не любитель истории, — призналась Калинина. Меньше всего она ожидала вопросов о смутных временах после Волны. — А при чём тут он?

— При всём. Нынешний миропорядок рождался из хаоса, — ворчливо, но уже без злости пояснил Дрянин. — Из кровавого хаоса, уточню. Долго существовала и имела немалую популярность теория, что это всё спланировали соседи, чтобы нас свалить, но не рассчитали и сами вляпались в последствия. Когда не стало всех более-менее прямых наследников императорской фамилии, когда на местах не досчитались многих начальников и чиновников и — одновременно с этим — потеряли собственных близких… Тогда и без этого времена были неспокойные, мы проигрывали войну, общество штормило от новых идей и призывов. А с появлением у людей невиданных раньше сил началась полная чертовщина. Только армия сохранила более-менее стабильную вертикаль власти, и деградацию общества остановила военная диктатура. И не сравнивай с нынешней гуманной моделью, это была именно диктатура, очень жёсткая и безжалостная. Как показывает пример остальных стран, это оказалось правильное решение: выжили только те, где порядок наводила достаточно твёрдая рука, держащая в руке увесистую дубину.

— И? — не поняла Ева, а Дрянин умолк. — Ты думаешь, подобное может повториться? Из-за одного университета?..

— Нет. Но с тех пор как мы навели порядок, меня чертовски злит настолько наглое пренебрежение законами, которые написаны кровью.

— Вы навели?.. — ошарашенно уточнила она. — Стой, погоди! Хочешь сказать, что застал Волну? Сколько же тебе лет⁈

— В год Волны было двадцать четыре, — ответил он.

Ева потрясённо замерла, пытаясь высчитать, но не успела и не смогла продолжить расспросы. Серафим накрыл её ладонь своей, потянул за запястье, обводя вокруг стула, а когда женщина оказалась перед ним, решительно взялся за пуговицы блузки. Достаточно аккуратно, несмотря на когти.

Прежняя клокочущая злость ушла, но всё равно его резкое и дурное настроение ощущалось — сквозило в каждом движении, в молчаливом напоре. Да, он по-прежнему осторожничал и помнил про свои зубы и когти, но о томной неспешности и долгих ласках речи не шло, не говоря уже о том, что своевольничать Еве сейчас не позволили. Изучение его чувствительности и реакции на прикосновения пришлось оставить на следующий раз, а сейчас — просто отдаться ощущениям. И Серафиму.

Никогда прежде Ева за собой подобного не замечала, но… Определённо, этим «любишь пожёстче» он тогда попал в цель. Ей действительно нравилось, когда он вёл себя вот так. Именно он, потому что в прежних любовниках излишняя напористость скорее раздражала, и тогда Калинина радовалась, что их общение ненадолго. А с ним… Пряно, остро. Так, что от наслаждения буквально темнеет в глазах, но при этом с полным, доверчивым пониманием: он не сделает больно.

И даже хорошо, что от неё ничего не зависело, потому что через некоторое время не осталось не только воли — сознания, чтобы отвлечься от этих ощущений.

— Мой альтруизм меня погубит, — со вздохом пробормотала Ева. За окнами уже светало, и это ощущалось — как минимум потому, что ей отчаянно хотелось спать. — Уже скоро вставать пора, а я ещё даже не ложилась!

— Тебя никто не держал, — хмыкнул Серафим, не открывая глаз.

Женщина только вздохнула в ответ, проигнорировав насмешку. Хотелось спать, но хуже того, не хотелось никуда идти. Вообще — шевелиться. Томно, ленно, удобно…

— Я буду приходить к тебе только перед выходными, — решила она. — Во вторник, иногда пятницу и субботу. И с утра по воскресеньям.

— Во вторник?

— У меня в среду окно до третьей пары, можно спать, и в субботу пары не каждый раз. А сегодня даже спать пораньше не ляжешь, придётся выполнять твоё поручение… Почему я попала сюда именно в этом году, а? Лучше бы в следующем повезло!

— Пять утра, пары в половине девятого. Лучше поспать три часа, чем не спать совсем.

— Не знаю… — неуверенно пробормотала она и задумалась. С одной стороны, звучало заманчиво, потому что шевелиться не хотелось. Но с другой — хотелось в душ, смыть с кожи пот и остальные следы бурной ночи, освежиться…

Видимо, она слишком долго колебалась, потому что Серафим предпочёл решить за двоих. Повернулся на бок, рывком развернул слабо трепыхнувшуюся от возмущения женщину и придвинул ближе, прижал к себе спиной.

Ева на мгновение растерянно замерла, прислушиваясь к ощущениям — уж слишком неожиданный поступок, тем более для нелюдимого Дрянина. Одно дело — секс, а вот так уютно спать вместе… Зачем это Серафиму? Просто хотелось спать и не хотелось суеты под боком, а она напрасно ищет другие мотивы?

Прийти к какому-то выводу не удалось: сон срубил на середине мысли.

Трёх часов сна оказалось недостаточно, чтобы почувствовать себя бодрым и свежим — всё же в пище и отдыхе его нынешнее тело нуждалось почти так же, как исходное, но зато бурная ночь и бодрое утро добавили хорошего настроения и спасли студентов от беспочвенной злости нового преподавателя.

Утро получилось бодрым исключительно благодаря суете и панике Евы, которая не знала, за что хвататься, и бегала кругами, а он с неожиданным удовольствием наблюдал за этим мельтешением, сидя на стуле, и даже не думал помогать. Не мешал, пусть скажет спасибо за это. Он-то потратил на сборы ровно пять минут, из которых три на душ: бриться не требовалось, но ощущение свежести после водных процедур он любил, да и ночь оставила свои следы.

Ругаясь, но больше на себя за слабоволие, Ева умчалась на полигон в том виде, в каком была — в туфлях и узкой прямой юбке. Случилось это за пять минут до начала пары, и Серафим почти не сомневался, что Калинина успеет. Ну или опоздает на пару минут, невелика трагедия.

Сам он зашёл в нужную аудиторию ровно со звонком: уж что-то, а рассчитывать время за свою жизнь научился прекрасно. Поздоровался, выслушал нестройный ответный хор. Выложил пухлую и слегка потрёпанную кожаную папку на кафедру, внимательно разглядывая студентов. Сначала — с интересом, потом — с недоумением.

Первый ряд был занят исключительно девушками. Они не все перебрались вперёд, но добрая половина — точно.

— Меня зовут Дрянин Серафим Демидович, я буду читать у вас лекции по типологии и классификации потусторонних существ, — назвался он. — Курс включает в себя практические занятия, но за тварями вы будете наблюдать с безопасного расстояния, всё интересное — в последующих семестрах для тех, кто не вылетит раньше. Вопросы?

— Серафим Демидович, а вы женаты? — игриво накручивая локон на палец, спросила миловидная блондинка, сидевшая почти напротив него.

— Нет. Вопросы по делу? Прекрасно, — всё ещё спокойно уточнил он, но уже чувствуя, что просто прочитать лекцию и уйти не получится. Да и утреннее благодушие таяло на глазах. — Касаться теорий устройства Той Стороны мы в рамках курса не станем, тем более всё равно никто ни черта не знает, зато про существ опыт накоплен изрядный. Его и попытаемся систематизировать.

— Скажите, а вы много тварей встречали? — подала голос соседка блондинки, шатенка с короткой стрижкой и выразительно расстёгнутыми верхними пуговицами на блузке.

Серафим смерил её оценивающим взглядом. Девица улыбнулась. Наверное, это должно было выглядеть соблазнительно, но на его вкус — получилось глупо.

Он вновь осмотрел первые ряды, потом задние и, глубоко вздохнув, решил, что терпеть это не только не готов, но и не способен. Одно дело — одну лекцию пережить, но если не решить проблему сейчас, она станет прогрессировать, и ещё неизвестно, к чему приведёт.

— Я касаюсь этого вопроса первый и последний раз, — заговорил ровно и невыразительно. — Интрижки со студентками — это последнее, что меня интересует в жизни. Являйтесь хоть голыми, кроме дисциплинарного взыскания, это ничего не принесёт. Кроме того. Я не нанимался нянчиться с невменяемыми девицами, поэтому следующие вопросы не по делу будут повторяться в кабинете Баринова. Это понятно? Прекрасно. Последнее. Попытки флирта будут оцениваться следующим образом. Первая — предупреждение, вторая — беседа с Бариновым, третья — вылет из университета. Надеюсь, меня услышали, — подытожил он.