Ярослава Осокина - Истории Джека
Джек валялся на диване, лицом к окну и наблюдал за облаками. Он лениво извернулся, но обзора не хватило, пришлось вставать.
— Ну? — напомнила о себе Энца, потому что Джек со странным выражением на лице молчал, рассматривая ее.
Кашлянул и отвел глаза.
Потом заржал, согнувшись пополам. Вот ведь скотина, сердито подумала Энца. В кои-то веки подумала, что какое-то положительное впечатление на него произвела, так нет же.
— Ты что, прямо так пойдешь? — сквозь слезы выдавил он. — Ты сейчас на школьницу похожа, которая на экзамен идет. Его арестуют за совращение малолетних…
Джек упал на диван, продолжая хохотать.
Расстроенная Энца попыталась разглядеть себя в зеркале, но в квартире Джека больших зеркал, чтоб во весь рост, не было. так что особо ничего она не увидела. Сама-то она считала, что оделась классически и прилично случаю. Свое черное платье, в стиле пятидесятых, из плотного матового шелка и белым жемчужным воротничком она любила. К нему полагались белые короткие перчатки и маленькая сумочка, в которую она с трудом утрамбовала почти все, что привыкла с собой носить. Туфли на каблуке, аккуратная прическа и макияж. А эта скотина смеется.
А она ведь над ним не смеялась, хотя и он приоделся, сменил вечные футболку и джинсы на рубашку с брюками. Рубашку он до конца не застегнул, правда, и рукава закатал, но ему все равно шло.
Перебрасываясь язвительными замечаниями о будущем вечере, они вдвоем спустились вниз, Джек сел за руль своей машины, а Энца к Донно, который ее уже ждал.
Спустя час у Джека завибрировал телефон. Джек постарался незаметно сбросить вызов. Потом еще раз. Звонила Энца, так что ей хватило такого намека больше не набирать ему.
Не то, чтобы он был так уж вежлив по отношению к своей девушке на свидании, не отвечая на этот звонок, скорее не хотел провоцировать Елизавету. Та не выносила посторонних разговоров, прерывавших беседу.
К счастью, минут через пять она ушла припудрить носик, и Джек вытащил телефон.
— Ну, чего тебе?
— Джек! — прошипела в трубку Энца. — Ты можешь говорить?
Судя по характерным звукам смываемой воды и постоянно хлопающим дверцам, была она в туалете.
— Могу, — сердито отозвался Джек. — Только недолго, пока Эли отошла.
— Джек, что делать? Донно мне подарок сделал.
— Ты что, ду… маленькая? В смысле «что делать»?
— Ну, понимаешь, он такой… ценный. Это серебряный браслет. Я просто не знаю… что он имеет в виду? Может, если я его взяла, теперь надо что-то делать?
— Что делать? Благодарить, например, — раздраженно сказал Джек, невольно сам переходя на шепот и постоянно поглядывая в сторону коридора, куда удалилась Эли. — Откуда я знаю.
— Ну ты же мужчина? — спросила Энца. — Ты же должен знать, что вы там имеете в виду, когда дарите такие подарки…
Джек запнулся, не зная как ответить: с первым утверждением он поспорить не мог, но логика напарницы сбила его с толку.
— Ой, блин… — вдруг воскликнула Энца. — Мамочки…
— Чего там?
— Джек, я срубила нечаянно держатель для бумаги… ну, туалетной…
— Твою ж мать, — рассердился Джек. — Ты чего, размахивала там чем-то?
— Ну да, браслетом этим, — уныло призналась Энца. И торопясь, добавила, — Но я его поймала, никто не услышал.
— Так, — сказал Джек. — Целиком срубила или осталась часть?
— Остался уголок на винтике.
— Найди, чем его отвинтить… только не срезай, а то следы останутся, от твоей магии… клади в сумку и делай ноги оттуда. Ну, в смысле, иди к Донно. Еще не хватало штрафы платить. В этой «Ротонде» штрафы даже за поломанные спички берут.
— Джек, а…
— Все, отбой! — торопливо сказал Джек и отключил телефон, заметив, что рыжеволосая шевелюра мелькнула в зеркале, висящем у поворота к туалету.
Несмотря на мягкость манер и неизменное воспитание, Эли была крайне ревнива, очаровательно смущалась этим своим собственническим порывам, так что Джек одновременно и чувствовал себя польщенным, и постоянно напряженным: любая деталь могла повлиять на трепетные чувства женщины. Джек предусмотрительно скрывал факт своего совместного проживания с напарницей.
Одно то, что они работали вместе, ежедневно вызывало пару-тройку сетований и шутливых поддразниваний рыжеволосой ревнивицы. Пока еще шутливых, как подозревал умудренный опытом Джек.
— Я чувствую себя неизвестно кем, — пожаловалась Энца поздним вечером, вернувшись.
— Чего так? — спросил Джек, который уже позабыл историю с туалетом.
— Да с этой штукой, я ее развинтила и вынесла, а на выходе оказалось, что у них все вещи заговорены, чтобы вилки-ложки не воровали. Ну, пентакль у выхода засветился.
Энца плюхнулась рядом с Джеком на диван, хотела засунуть руки в карманы, но на вечернем платье карманов не было, и девушка раздраженно нахмурилась, скрестила руки на груди.
Джек оторвался от ноутбука, поджал губы, как бывало делала его сестрица в таких случаях.
— И?..
— Да ничего. Я свое удостоверение показала, а в сумочке сверху пара артефактов лежала. Я сумочку открыла и сказала, что фонит. Что всегда фонит и дает ложный сигнал.
— Молодец, — одобрил Джек. — И как, поверили?
— Ну, не совсем… сомневались, но Донно поддержал, они не стали с ним спорить.
Энца откинулась на спинку и закрыла глаза.
— Мерзкое ощущение: всех обманула, штуку еще эту притащила, вообще…
Она вздохнула, потом сквозь ресницы посмотрела, что делает Джек: печатает что-то. Уж вряд ли отчет на завтра. Не надо его, наверно, отвлекать разговорами.
Тем более, что страшно хотелось спать. Энца приняла душ, переоделась в пижаму (дома всегда спала в безразмерных футболках, но теперь специально купила закрытые пижамы на пару размеров больше и страдала от жары каждую ночь). Браслет сняла и аккуратно сложила в подарочную коробочку. Выключила свет, cпихнула Джека с дивана и легла.
Джек продолжил печатать, прислонившись спиной к дивану. Под тихий уютный стук Энца быстро задремала.
— А ты читала что-нибудь из моего, что тут есть? — спросил вдруг Джек. Задумавшись, он забыл, что девушка легла спать.
— Читала, — сонно отозвалась та. — И ту, синенькую, и большую, и еще в журнале.
— И как?
— Интересно.
Джек фыркнул, недовольный невразумительным ответом.
— Мне вот это даже запомнилось, — вдруг продолжила Энца, когда он решил уже, что та окончательно заснула.
«Я натянутая парусина,
с ветром обнимаюсь,
Если б не снасти
и реи,
Век бы обнимались,
А потом — глубина морская.
Я волна океана,
нет ни глаз,
ни рук,
Лишь толща зеленая
Да корона из белой
пены…»
Сонно зажевав последние строки, Энца заснула и больше не отвечала Джеку.
