Игорь Поляков - Доктор Ахтин
Заметив рядом с урной у крайнего подъезда довольно длинный окурок, он нагнулся и подобрал его. Неторопливо оглядев его со всех сторон, чтобы убедиться, что на окурке нет следов губной помады, Валера сунул бычок в угол рта и достал спички. Не смотря на то, что в его жизни практически не было место брезгливости, он, тем не менее, категорически не мог докуривать окурки после женщин. Губная помада на фильтре сигареты, особенно ярко-красного цвета, стала для него неким табу. Ему почему-то казалось, что если он возьмет в рот такой окурок, его обязательно вырвет. Или зараза какая-нибудь прилипнет.
Вдохнув сигаретный дым, Валера удовлетворенно улыбнулся и пошел дальше. Его настроение стремительно улучшалось. А когда он увидел у следующего подъезда оставленную кем-то бутылку из-под Балтики-тройки с явно недопитым пивом, он даже мысленно возблагодарил Бога. Сейчас он получит облегчение — вчера он выпил больше, чем обычно, и сегодня чувствовал себя неважно, а, потом, когда он сдаст бутылку, еще и получит за неё рубль.
Хорошо. День начинается прекрасно.
Валера сел на лавочку и неторопливо сделал глоток.
Сейчас ему сорок девять лет, и пятнадцать из них он не имел своего дома. Если конечно не считать домом подвал в одной из «хрущевок» в этом микрорайоне. Он не задавал себе вопрос, почему так получилось, во всяком случае, последние лет десять. Он просто жил, просыпаясь утром с похмельем, и засыпая ночью в нетрезвом состоянии. Бывали дни, когда приходилось засыпать трезвым, и это были черные дни. Последние три года очень часто стал болеть живот, — сильные боли, которые охватывали живот обручем, и заставляли лежать, когда любое движение усиливает боль. Бывали дни, когда он никуда не отходил от отхожего места — он понимал, что в этом виноват его образ жизни, но ничего не хотел менять.
И очень редко он ощущал страх смерти, когда возникала боль в груди, и не хватало воздуха при вдохе.
Валера радовался каждому прожитому дню, и любой мелочи, которая скрашивала его существование. Допив пиво, он сложил свою добычу в клеёнчатую сумку и встал. Когда он двинулся дальше, к следующему подъезду, он услышал мелодию. В утренней тишине двора, огороженного с трех сторон домами, веселая песенка звучала неестественно бодро и жизнерадостно. Валера посмотрел в ту сторону, откуда был звук, и увидел предмет голубого цвета, лежащий на песке под грибком.
Такого подарка судьбы он уж совсем не ожидал. Мысленно обрадовавшись, Валера, ускорив шаг, свернул к детскому городку. Когда он подошел к мобильному телефону, звук песенки прекратился. Он наклонился и взял маленький, похожий на игрушку, предмет.
Жизнерадостно засмеявшись, Валера посмотрел по сторонам, словно испугался, что кто-то отберет эту игрушку у него. У него никогда не было мобильного телефона, он не знал, как им пользоваться, но иррациональная радость от находки заслонила все возникающие опасения. Даже если он дешево продаст эту вещь, ему хватит на то, чтобы некоторое время провести в спокойствии и достатке, не выходя из своего подвала.
Двор абсолютно пуст. Никто не видел, как он нашел телефон. Валера сунул его в карман и посмотрел прямо — под деревом невдалеке от детской площадки что-то лежало. Он прищурился, сфокусировав взгляд, и — похолодел.
Валера видел мертвых людей — за годы его свободной жизни, неоднократно рядом с ним умирали его друзья и собутыльники. Но то, что он увидел, когда подошел ближе к дереву, заставило его выронить сумку из правой руки и упасть на колени. Ноги перестали его держать, и Валера, стоя на коленях у тела девочки, вдруг почувствовал, что не может вдохнуть, и от нехватки воздуха кружится голова. Он моментально забыл о том, что только что испытал некое подобие радостного чувства от находки мобильника. Он ощутил где-то в груди очень сильную боль, которой у него до этого никогда не было. И в ту секунду, когда он понял, что умирает, Валера сморщился — и от боли, и от страха, и от желания ослепнуть, чтобы не видеть того, что видят глаза.
Когда Валера, упав на бок и перевернувшись на спину, смотрел безжизненно открытыми глазами в небо, в его кармане снова заиграла веселая мелодия из мобильного телефона, но теперь звук, приглушенный одеждой, был еле слышен.
Первые лучи солнца коснулись тополиных листьев. Послышались первые звуки начавшегося дня — открывающиеся двери подъездов, голоса людей, звук работающих автомобильных двигателей.
Под единственным тополем в окружении сотен окон трех многоквартирных домов на земле лежало мертвое тело бомжа Валеры, который никак не ожидал такой смерти, и выпотрошенное тело девочки, пустые глазницы которой освещало утреннее солнце.
6
Уже четыре года, как я практически не сплю по ночам. С точки зрения медицины, я должен, как минимум, сойти с ума. Или умереть. Головной мозг, не получая необходимого отдыха, должен принимать желаемое за действительное, и наоборот. Усталость должна копиться, со временем приводя к парадоксальным реакциям и галлюциногенным видениям. Может, конечно, так оно и есть, но почему-то мне кажется, что я абсолютно нормален.
Возможности человеческого организма безграничны — вероятно, я использую свой мозг по максимуму, а не как все люди, процентов на десять в лучшем случае.
Как бы то ни было, я рад, что ночь принадлежит мне.
Я рисую сначала Богиню, а потом — через полчаса — девочку по имени Марина. Её имя я узнал из выпуска новостей по городскому телевизионному каналу. Смерть девочки вызвала некоторый переполох в средствах массовой информации, я уж не говорю о слухах, которые поползли по городу. Если уж по телевизору диктор говорила о том, что не соответствует действительности, то, — что же говорят на улицах.
На рисунке девочка Марина получилась с обиженным лицом — такой я её запомнил, и такой изобразил. Может, она у меня получилась с выражением лица взрослого человека, но пусть будет так.
Я задумчиво смотрю на рисунок и думаю.
Думаю о том, что в возрасте четырнадцати лет надо вовремя возвращаться домой и уделять внимание родным, читать умные и не очень книжки, внимательно слушать, что говорят родители, ложиться спать до двенадцати, а не шляться по ночам на дискотеки.
Я думаю о том, что довольно часто людям все равно, что происходит рядом с ними. Они словно не замечают своих детей, позволяя им делать то, что ни в коем случае нельзя делать в их возрасте.
Учитывая, как Марина одета, и как накрашена, я думаю о том, что городские девочки слишком рано начинают мечтать и — непотребно рано пытаются воплощать свои мечты в жизнь. Можно, конечно, рассуждать об акселерации и о том, что в наше время жизнь совсем другая, но — сейчас, когда я смотрю на свой карандашный рисунок, мне грустно.
