Фигль-Мигль - Эта страна
– Ну не картинками же. В устной форме. Хотя, – полковник задумывается, – картинки – тоже хорошо. Фотографируй.
– Меня по-другому работать учили, товарищ Татев.
– А меня, по-твоему, кто учил? Делай, что говорят.
Они расстаются. Полковник Татев выходит на улицу, курит и озирается, прикидывая, куда пойти: прямо или направо, по склону вверх. По небу несутся быстрые тучки, а по влажному асфальту дороги – жёлтые листья, принесённые ветром из парка. В тучах уже проступает ноябрьский свинец. Листьев уже много. Ладно, говорит полковник сам себе и идёт направо. Телефонный звонок («что-что? понятно») меняет его планы. Он останавливает… всё-таки странные эти корочки нового образца: надо же додуматься так радикально поменять цвет; и внутри торжество технологий… останавливает машину. Едет на Тракторную. Но в дворике по адресу Тракторная, 10 нет уже никого, кроме Марьи Пет ровны. Которая сидит прямо на земле, привалившись к железной бочке, и горько плачет.
– Видишь, к чему упрямство приводит, – говорит полковник. Балансируя палкой, он устраивается рядом, выпрямляет ногу и прикуривает две сигареты. – Пожаловалась бы дяде Олегу сразу, – он даёт ей сигарету, – не пришлось бы теперь слёзы лить. Чего они от тебя хотели?
– Ничего. Припугнули.
– Ну не реви, меня это возбуждает. Как тебя вообще угораздило?
– …
– Я храню чужие тайны. Моему слову можно верить.
– …Я с ним встречалась. Догадываюсь, о чём ты хочешь спросить. Лучше не надо.
– Я бы и не спросил.
– …
– И почему расстались?
– Ему фиолетово на чувства других людей. А сейчас… Но он-то сам ладно… А вот его друзья… Там есть один. Страшный человек.
– Опасный?
– Нет. Он страшный.
– А в чём разница?
Марья Петровна сперва думает.
– Мой отец купил недавно на кухню набор ножей, профессиональных. И в итоге никто, кроме него, этими ножами не пользуется – чтобы без пальца не остаться. Вот это опасный. А если представить, что такой нож ещё сам по себе порхает, так что не убережёшься, даже когда его не трогаешь, – то это будет страшный.
– …И чего такой страшный может от тебя хотеть?
– Не знаю.
– …
– Я думаю, он старается подгрести под себя всё, что попалось. Ну типа вдруг пригодится. Есть такие запасливые, которые верёвочку с торта развяжут и приберут, хотя у них уже сто этих верёвочек… Ну пойди ты, купи моток нормальной, если так надо, нет, будет по ошмётку говно собирать. Ты понимаешь, о чём я. Ты сам такой.
– Понимаю, о чём ты. Не совсем такой.
– …Мне просто понравился парень, и погляди, к чему это привело.
– Это всегда приводит к чему-то схожему.
– Мне казалось, что можно как-то… предположить варианты. Обезопасить себя. Заранее понять, чего ждать.
– Ты явно добилась успеха.
– У него на лбу не написано, что он боевик. Воскрешённый – и что с того, что воскрешённый? Нормальный парень. Почти всё было нормально.
– Кроме того, что ему фиолетово?
– Такие вещи замечаешь не сразу. А когда замечаешь, не сразу веришь. А когда придётся поверить, можно найти уважительную причину… и ещё одну, попозже. А потом, когда станет настолько поздно, что никакие причины не понадобятся, так вообще…
– Ну да. Как-то так.
– А потом появляешься ты!
– Это мне спасибо такое?
– Случайно тогда мимо шёл, да? Искал библиотеку?
– А что тебя не устраивает?
– Меня такие вещи бесят.
– Могу порекомендовать сертралин.
Полковник достаёт из кармана кожаный пенал, а из пенала, покопавшись, – коробочку антидепрессантов. Марья Петровна разворачивает инструкцию и внимательно её изучает.
– Смотри, что здесь в побочных: ночные кошмары, суицид и кома.
– Ты всегда читаешь мелкий шрифт?
– Я всего лишь —
– Да. Тебе всего лишь кажется, что можно себя как-то обезопасить.
– Очень смешно.
– Смешно, но невесело. Сюда тебя зачем привезли?
– Не знаю.
– Ну конечно же знаешь. У них здесь тайник.
– Да. Был. Партийный склад оружия в количестве двух пистолетов.
– И всё?
– Про гранаты шла речь. Не знаю, достали или нет.
– Деньги?
– Деньги? Лихачу, бывает, сигарет купить не на что.
– Лихач? Твой бывший? Кто он в БО?
– Не знаю! Мы просто встречались.
– Для «просто встречались» ты слишком осведомлена.
– Может быть, не так хорошо, как ты, Олег Георгиевич.
Полковник Татев лезет за удостоверением.
– Я знаю, кто ты. Вера Фёдоровна мне сказала.
– А кто сказал ей?
Марья Петровна пожимает плечами и смотрит прямо перед собой.
– Ну что, дочь простого инженера… Ты не думала, что они на экспроприациях деньжат подкопят и сделают теракт на вашей водокачке? И папа твой под суд пойдёт, если жив останется?
– У нас не водокачка.
– Да, да. Водоканал. И главный инженер на нём – отец революционно настроенной идиотки.
– Ты не понимаешь. Ты привык к современным. Для тебя терроризм – взрывы в метро и в автобусах.
– Эти тоже скоро поймут, что в XXI веке убивать людей в автобусах значительно легче, чем губернаторов.
– Но им важно убивать губернаторов.
– Так и что? Люди из автобусов ходят на выборы.
– …Тогда почему их не допрашивают?
– Никто их не будет допрашивать. Без прямого доноса.
– Я не донесу, если ты об этом.
– Есть о чём доносить? Ты при планировании покушения присутствовала? Или при исполнении? Можешь опознать?
– …
– Да ладно, Маш. Мне без разницы.
– Марья Петровна.
– Будь ты проще, Марья Петровна. Вот погляди на меня. Я сейчас попал в поток… в поток чего?
– Канализации.
– Нет, я хотел сказать, в поток событий. Меня затягивает в какие-то ненужные события, и чем больше я буду дёргаться, тем сильнее будет тянуть. Поэтому я —
– Поэтому ты не делаешь вообще ничего. Утонуть не боишься? Если это вдруг река, а не болото?
– Я всегда исхожу из худшего варианта.
– …Послушай… Скажи мне… А это всегда так?
– Как так?
– Ну, бестолково.
– В большинстве случаев.
– Мне бы жилось спокойнее, если бы я знала, что у всего есть дальняя причина. Ну вот сидит где-то мировое правительство и решает: этому призы-акции, этого по башке, и Марью Петровну по башке тоже, на всякий пожарный… И чтобы всё чётко. И во всём – точность и логика. Как в марксизме.
– Кто б подумал. Ты веришь в теорию заговора.
– Лучше уж заговор, чем так, что вообще не знаешь, чего ждать.
– А при чём тут марксизм?
– Там тоже всё продумано.
– Наверное, поэтому он и провалился…Эти ребята разве марксисты?
– Нет. Ну и что?
– Ничего. Я ещё помню людей, которые читали Маркса, а не только имели о нём мнение.
– Нет, Олег Георгиевич. Эти твои люди получали за Маркса зарплату. А читаем его мы.
