Виктор Войников - Убить человека
— Да, — ответил я, — Мой брат.
Младший брат. Братец Лис. Карманное стихийное бедствие. Человек, который всегда отличался неисправимым оптимизмом. Который отличается…
— Мне очень жаль…
— Мне тоже, — я сглотнул, — А вторая часть? — вторая половина файла была главной. Именно ради нее все и затевалось.
— В принципе ничего невыполнимого там нет, — я перевел дыхание. Значит, надежда есть. И мы не зря провели эти семнадцать часов, питаясь кофе и сигаретами, по крохам собирая информацию и в тысячный раз, пытаясь перекомпоновать файл так, чтобы он ни как не был связан с первой частью. Чтобы в нем не осталось ни одной подсказки. Ни одного намека на то, к чему должно привести исполнение указанных в нем действий.
«Даже если упадет небо — найдется дырка чтобы вылезти». Любимая поговорка нашей Кассандры. Именно так обстояло дело с Маком и его запретами. Запрет этического фрейма блокировали любые действия, причиняющие вред Корпорации. Мак просто не мог подумать о таком. Для него это было так же невозможно, как для меня посчитать в уме натуральный логарифм из 2467117. Мак не мог причинить своими действиями вред Корпорации. Не мог не подчиниться приказу служащего Корпорации.
Но во всем остальном он был свободен.
Мы с Маком открыли это после того, как уже успели пообщаться несколько месяцев. Сначала мы просто общались — я периодически выбирался в Сеть, смежную с внешними серверами корпоративной «зеленой зоны». Мак оказался интересным собеседником, а я — единственным человеком с кем он мог общаться.
Потом, у меня возникла идея. Мы ни как не могли получить доступ к одному особо важному объекту, который был защищен кодовыми замками. Я вспомнил о старом-старом хакерском трюке и поинтересовался у Мака — не может ли он достать записи камер установленных на объекте. К моему удивлению Мак согласился и через несколько минут я мог любоваться видами на объект с точки зрения размещенных под потолком следящих камер с четко видимым кодовым замком. Осталось отмотать запись на момент, когда кто-то из охраны открывал дверь, и, проиграв ее в замедленном темпе переписать код, который он набирал.
Мы обсуждали это с Маком. Если он не имел прямой информации о том, что его действия причиняют вред Корпорации, то блокировка не срабатывала. На интуитивные догадки Мака этический фрейм не реагировал. «Иначе я бы не смог даже просто переслать по сети какой-нибудь файл, — пояснил он мне, — А вдруг его перехватят посторонние?»
Из-за этого правила, когда разговор заходил о помощи Организации, приходилось общаться на странном обезличенном языке иносказаний и недомолвок. Упоминать, как используется информация, которую я получал от Мик-Мака, было строгим табу.
Поэтому вторая часть файла не содержала ничего кроме голого алгоритма. Простой набор последовательных действий, с проставленным временем. Отключить свет на столько-то секунд. Выключить питание цепи А-954-дельта на пятнадцать секунд. Провести профилактическую проверку видеокамер в помещениях охраны… Переподключить видеопоток с камеры номер-такой на файл-сякой. Все согласовывалось, выверялось и синхронизировалось с нашими действиями. Это стоило нам семнадцати часов тяжкого труда и переговоров со множеством хороших людей во множестве разбросанных по всему миру мест, которые согласились нам помочь. Зато этот план давал шансы на успех. Не очень много. Но все-таки лучше, чем синие подвалы AVI.
— Ничего невыполнимого там нет, — повторил Мак, — Большую часть этих действий можно провернуть через подконтрольные мне программы, но… — я сжался. Вот, — Но есть условие.
Снова загудел лифт. Ветер продолжал тянуть свой заунывный мотив сквозь растопыренные пальцы антенны.
— Ты ведь знаешь… — сказал Мак, — Ты — мой единственный друг. Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня…
— Мак…
— Дай мне договорить, хорошо? Помнишь, мы говорили о запретах. Я не могу их нарушить. А вот человек способен обойти любой запрет, — моя рука вцепилась в рубероид, — Это, — грустный и полный иронии смешок, — То, что определяет разницу между мной и тобой. Между человеком и программой.
— Мак, ты не…
— Я — супер-супер, — безжалостно сказал Мак, — Программа. Очень сложная, программа. Программа, в которой живут иллюзии свободы и собственного сознания. Но я не более чем программа. У меня нет свободы воли. У меня нет свободы действий. Я даже не могу себя убить.
Но.
Я могу написать программу, которая может убить мозг, аналогичный моему. Никто не запрещает мне писать программы. Я могу настроить эту программу на параметры мозга аналогичного моему. Мне уже доводилось делать что-то подобное, когда Корпорация схлестнулась с «Тхон-сином».
Я закрыл глаза. К этому все шло. Эта пытка длилась уже месяц. До сих пор Мак ограничивался намеками. До этого дня мне удавалось менять тему разговора. Но сегодня я должен был принять решение. Я и никто другой. Слишком уж серьезные вещи были на кону. И Мак это знал. Он знал, что у меня нет выхода. Что я не смогу отказать ему.
— Никто не запрещает мне составить такую программу. Никто не запрещает мне переписать эту программу из одного участка памяти в другой. Почему бы и нет?
У меня на панели мигнул индикатор записи на диск. Вторя ему, прошуршал старенький винчестер. Я сглотнул.
— Я не могу запустить этот файл. Я не могу убить себя. Я… Я могу только попросить об этом тебя. Своего единственного друга.
— Нет!
— Теперь у тебя, — устало сказал Мак, игнорируя мои слова, — Есть исполняемый файл. Ничего не нужно настраивать. Только привести в исполнение. Все параметры уже заданы заранее. Это — «Цикута». Сложный полиморфный самомодифицирующийся дроппер, способный обойти мою защиту. Это случится быстро и без боли.
Все. Слова прозвучали.
— Нет, — я чуть не выронил лаптоп из рук.
— Я выполню все, о чем говорится в файле, который ты мне переслал. Уверен, твои брат и остальные будут спасены…
В обмен я прошу только об одном.
В обмен я прошу только об одном.
— Послушай… это неправильно…
— Почему? — усталость в голосе Мака была смертельной. Сколько лет он существует вот так, в качестве Верного Слуги и Защитника? — Это честный обмен.
Почему ты не хочешь этого сделать? Я начинал это как Верный Защитник Корпорации… даже этический фрейм и психоблоки, которые встроили в мой мозг, казались лишь инструментами, повышающими эффективность. А вся моя задача была грандиозным шагом вперед по дороге Прогресса.
Но когда меня допустили к управлению, когда Корпорация открыла мне свои базы, я понял, зачем мне встроили фрейм… Я осознал насколько был наивен. Или не наивен? Или просто закрывал глаза… Не важно. Я узнал всю правду, но было поздно. Я попал в ловушку. В ловушку, которую сам для себя выстроил.
