Владимир Михановский - Самое таинственное убийство(Терра)
— Да, это будатор. Сегодня, надеюсь, все увидят пробужденную память материи.
— Мог бы хоть в такой день поменьше работать, — резко изменила она тему.
— День как день, ничего особенного, — пожал плечами Завара. — В том, что старею, повода для радости не вижу.
— Послушай, нам надо поговорить.
— Может, отложим разговор до завтра?
— Так дальше жить нельзя.
— Завтра, завтра…
— Обещаешь?
— Да.
— Хорошо.
— Как там, гости все собрались? — спросил заметно повеселевший Завара.
— Давно уж. Тебя ждут, скучают, хотя виду не показывают. А мне кажется, пока ты тут сидел, прошли долгие часы. Поверишь, с голоду помираю, словно несколько суток не ела…
— И Рабидель прилетел?
— Да. В шахматы с Делионом играет.
— На вилле шахмат нет, — сказал Завара. — С собой привезли, что ли?
— А они играют так. По памяти. Переговариваются, словно два пришельца на тарабарском языке.
— Ладно, пойдем. Только бумаги приберу. В них — обоснование того, как работает будатор.
Пока они разговаривали, голубоватое свечение вокруг плотно упакованного куба стало ярче. Сильвина покосилась на мужа, ожидая пояснений, но тот промолчал, и она ничего не спросила.
Едва войдя в кабинет, она обратила внимание на регельдан, лежащий на столе в круге света. Это был дорогой девятизарядный револьвер с оптическим прицелом и инкрустированной рукояткой, выполненный под старину. Когда-то Арнольд объяснял ей, что он выполнен из средневековой дамасской стали ручной ковки.
Регельдан подарили Заваре коллеги по работе в день сорокалетия. Все в доме увлекались стрельбой из него в цель.
— Зачем ты револьвер достал? — спросила Сильвина. — В духов стрелять?
Завара усмехнулся:
— Может, и в духов.
— Пойдем, гости заждались. Время убивают.
Когда они возвращались в гостиную через пустынную лабораторию, Завара произнес загадочную фразу:
— Если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя.
— Мне кажется, время для тебя — живое существо.
— Да, живое, хотя это трудно объяснить.
Перед входом в гостиную он одернул пиджак, поскольку в вопросах одежды был консерватор и терпеть не мог новомодных одеяний. Супруга поправила у Завары галстук-бабочку, и Арнольд открыл дверь, пропуская вперед жену…
Появление юбиляра с хозяйкой было встречено радостным шумом.
Круглый стол ломился от яств. Виновника торжества усадили на почетное место, под многоцветной люстрой, похожей на застывший водопад. Завара почувствовал себя не в своей тарелке, несмотря на узкий список приглашенных. Каждую минуту, не отданную работе, он полагал безвозвратно и бездарно потерянной. Стол обслуживался шарообразными киберами, которые сновали по залу, бесшумно переставляя суставчатые щупальца. Они тоже, как и роботы, трудившиеся в Ядерном центре, были питомцами Зеленого городка.
Первые тосты миновали, и веселье покатилось по наезженной колее. Общая поначалу беседа разбилась на отдельные разговоры, как река на несколько рукавов. Рядом с юбиляром сидела Сильвина, раскрасневшаяся и от того похорошевшая, что не преминул отметить в одном из тостов Александр Делион, расположившийся визави. Ему было доверено «вести стол», что он и делал с видимым удовольствием. Отпустив удачную шутку, подчас рискованную, когда гости покатывались от хохота, сам он сохранял невозмутимость, а темные миндалины глаз излучали глубинную печаль.
Сильвина сказала:
— Кого-то вы мне напоминаете, Александр. Героя или злодея, еще не определила.
Застольный шум в эту минуту приутих, и ее реплику расслышали все. Возникла пауза.
— Атамаль, Атамаль, мне тебя очень жаль, — вздохнув, произнес Делион в собственный адрес любимую присказку, сглаживая возникшую неловкость.
По левую руку от Завары сидела Мартина, его дочь, любимая им взбалмошной и деспотической любовью.
Мартина ела мало. Мысли девушки, казалось, витали далеко. Сидящий рядом Эребро, жених, тщетно старался развеселить ее. Только раз Мартина вышла из задумчивости. Наклонилась к жениху и произнесла:
— Хочешь, я сейчас, при всех, попрошу отца, чтобы он вернул тебя? А этого пусть уволит, потому что…
Глаза Эребро блеснули.
— Не смей! — перебил он и схватил Мартину за руку, не давая девушке подняться. — Лучше с голоду помру, чем претерплю унижение.
— Тогда уж вместе с голоду помрем, — невесело усмехнулась Мартина.
— Не понимаю, зачем он пригласил меня сюда?
— Очень просто: из любви ко мне. — В ее сдавленном голосе Эребро уловил слезы. — Грешно так говорить об отце… Но иногда мне кажется, я задушила бы его собственными руками.
— О чем шепчутся молодые люди? — спросил с другой стороны Рабидель, прилетевший по приглашению с Марса.
— Прошу прощения, я не подслушивал, но до меня донеслось только одно слово: любовь, — подхватил Делион. — По этому одному слову я берусь восстановить все остальное, как палеонтолог по единственной кости рисует облик вымершего динозавра!..
— Выходит, динозавр — это я? — сказал Эребро. — Но я еще жив, не вымер, несмотря на неблагоприятные климатические условия…
— Признаю, сравнение неудачно, — развел руками Делион. — Извините.
Сцена и впрямь получилась неловкой. Мартине стоило больших усилий, чтобы не разрыдаться и не выскочить из-за праздничного стола.
Каждый раз, когда слово брал велеречивый Делион, а это случалось часто, на него с усмешкой посматривал Мишель Завара, долговязый, угловатый, еще полностью не сформировавшийся юноша с поздно ломающимся голосом. В минуты волнения он заикался и мучительно переживал свой недостаток.
Что касается коллег знаменитого физика, то они, кроме названных, были представлены, по его собственному выбору, еще всего лишь двумя персонажами.
Не совсем в своей тарелке чувствовал себя Арсениго Гурули, молодой физик-экспериментатор, человек нескладной судьба. Он вечно генерировал новые идеи, а вот с их воплощением не ладилось. Именно ему Завара поручил вести тему, которую до увольнения из Ядерного разрабатывал Эребро, тоже, кстати, приглашенный на юбилей. Зачем сделал это Арнольд? Столкнуть их лбами, что ли? Гости шушукались, но задать Заваре вопрос никто не решался.
Самым, однако, непонятным было то, что шеф счел необходимым пригласить на торжество новую сотрудницу Ядерного центра Даниель Радомилич, которая красотой и скованными манерами напоминала, по мнению все того же неугомонного Делиона, киберкуклу из модного магазина игрушек.
Мишель не без интереса кидал взгляды в сторону Радомилич, о которой столько успел наслушаться, хотя видел впервые. Казалось, в столь отборное общество юная женщина попала впервые. Поначалу Даниель держалась скованно, словно аршин проглотила, и говорила лишь тогда, когда к ней обращались с вопросом. Говорила тихо, тонкий голосок, казалось, вот-вот прервется, а огромные ресницы все время хлопали, словно крылья испуганной птицы. Впрочем, на аппетит она не жаловалась.
