Питер Чейни - Воздастся каждому
— Два дня назад он устроил официальный обед, на котором мы все присутствовали. И там вдруг заявил, что оформил новое завещание, которое отпечатано на золотой фольге и которое он вечно носит с собой в корпусе часов. Еще он заявил, что когда оно будет оглашено, большинство из них возненавидит его ещё больше чем сейчас. Но если они смогут расположить его к себе, порвет его и они получат деньги. Понимаете?
Кэллаген кивнул.
— Полагаю, все они влезли в долги под старое завещание?
— Конечно! Теперь возникла ситуация, когда все четверо ( я не считаю Вилли, который упорно трудится и сохранил наследство) не знают, сделает их дядюшкино завещание богачами или банкротами. Если он аннулирует новое завещание или порвет его, они сумеют выкрутиться. Если нет — окажутся перед угрозой разорения и нищеты, а то и ещё хуже.
Кэллаген выпустил аккуратнейшее кольцо дыма, задумчиво глядя в окно и размышляя.
— Вилли ужасно беспокоится, — продолжала девушка. — Он уверен, что любой из них, если представится возможность, разделается с Августом не задумываясь. Но что ещё важнее, они осведомлены о моих стычках с отчимом. И Вилли за меня боится.
Кэллаген изумленно взглянул на нее.
— Боится за вас? Почему?
Она пожала плечами.
— Вилли говорит, что они все полоумные, и ему в голову пришла ужасная мысль, что один из них что-то сделает с Августом, уничтожит завещание. Или наймет для этого ещё кого-то, и попытается повесить это на меня.
Кэллаген усмехнулся.
— Похоже, это здорово притянуто за уши? Или вы полагаете, Вилли действительно верит, что замечательный квартет собирается укокошить старичка и пришить вам убийство?
Она кивнула.
— В том — то и дело.
Кэллаген долго внимательно смотрел на нее.
— А вы что по этому поводу думаете?
Она опять пожала плечами.
— Не знаю… Пожалуй, я встревожена, и мне все это ужасно надоело. Вилли сегодня позвонил и настоял, чтобы я встретилась с вами. Мистер Фингейл уверял, что вы именно тот человек, который может «управиться» (это его слова) с Беллами, Полом, Персивалем и Джереми.
Она криво улыбнулась.
— Еще Вилли добавил, что мистер Фингейл уверял: им понадобится чертовская сообразительность, чтобы превзойти мистера Кэллагена.
Девушка посмотрела на него и внезапный проблеск интереса сверкнул в её глазах.
— Чертовски любезно со стороны мистера Фингейла, — откликнулся Кэллаген. — Может, он ещё что-нибудь добавил?
Ее брови приподнялись.
— Полагаю, он рассказал ещё немало положительного. Но я поверила, когда он сказал, что многие в полиции не пожалеют полугодового жалования, чтобы застукать вас на чем-то незаконном, так как вы не просто ловкий парень, а скорее эксперт, чующий, где пахнет жареным, держите нос строго по ветру и не упустите своего.
Кэллаген осклабился.
— Очень мило с его стороны.
Потом встал и прислонился к стене.
— Отлично… Я берусь за дело. Кто мой клиент? Вы или ваш приятель Вилли Мероултон?
Она достала ещё одну сигарету и прикурила от золотой зажигалки.
— Это имеет значение?
Он усмехнулся.
— Насколько я понимаю, мне достается роль сторожевого пса. И предстоит заняться прямо-таки отцовским наблюдением за вашими кузенами, квартетом Мероултонов. Ну, что касается меня, я человек непритязательный, но расходы…
Девушка ткнула в конверт из коричневой бумаге, лежавший на столе.
— Здесь четыре банкноты по сто фунтов, восемь по десять и двадцать — по одному. Вилли сказал, что вам это понадобится. А мистер Фингейл полагает, что вы будете рады любой работе, которую сможете заполучить.
Кэллаген снова усмехнулся.
— И Фингейл прав. Я согласен заняться вашим делом. А вы как к этому относитесь?
Она встала. Кэллаген все ещё подпирал стену.
— Еще минутку, мисс Мероултон. Поясните мне ещё кое-что: Вилли… ваш приятель… Естественно, он должен беспокоиться за вас. Ладно, полагаю, будь вашим приятелем я, я бы тоже за вас беспокоился. Но мне нужно задать вам множество вопросов, ведь даже частный детектив из конторы под самой крышей и с подмоченной репутацией должен кое-что знать о том, что делает…
Она шагнула к двери.
— Не сегодня, мистер Кэллаген. Уже поздно. И у меня назначена встреча.
— Отлично, вам виднее. Но не могли бы вы мне объяснить, почему оказалось так важно посетить меня именно сегодня поздно вечером. Почему нельзя было сделать это завтра утром? Не сочтите это грубым вмешательством в ваши дела…
— Завтра утром я могу быть занята. И я не привыкла объяснять причин, почему и когда мне нужно видеть людей, которых я нанимаю. А теперь могу я вас спросить? Вы сказали, что жених обязан за меня беспокоиться, и были достаточно любезны, добавив, что на его месте вы тоже беспокоились бы обо мне. Почему?
Кэллаген улыбнулся и не ответил. Его глаза совершили обстоятельный обход от её волос до каблуков. И взгляд его был так же красноречив, как и его улыбка.
Девушка вспыхнула.
Кэллаген открыл ящик стола и достал блокнот.
— Будьте добры ваш адрес и номер телефона.
Девушка продиктовала.
Он швырнул блокнот обратно в ящик.
— Спокойной ночи, мисс Мероултон. Все, о чем мы говорили я понял так: по — видимому, вас бы совсем не огорчило, прикончи кто-нибудь Августа, лишь бы не попытались свалить вину на вас. Между прочим, вы всегда жили по этому адресу? Или когда-нибудь жили под одной крышей с отчимом?
— Я покинула его дом три дня назад.
Мисс Мероултон взялась за дверную ручку.
Кэллаген медленно прошествовал по комнате к двери. В приемной Эффи Перкинс приводила в порядок свой рабочий стол, освобождая выдвижные ящики. Он что-то хмуро буркнул, подошел к входной двери и открыл её.
— Спокойной ночи, мисс Мероултон. Простите, как вас зовут?
Мисс Мероултон недовольно поморщилась, но, выходя, ответила:
— Цинтия.
— Очень милое имя, — заметил он. — Мне нравятся слова с «Цин» в них[1]
Эффи взяла сумочку и застегнула пальто.
— Итак, ты уходишь, — повернулся к ней Кэллаген. — Отлично. Раз ты уходишь, нет нужды объяснять, что чертовски глупо оставить перчатку возле двери моего кабинета, где ты её выронила, когда подслушивала через замочную скважину. Надеюсь, ты получила удовольствие. Спокойной ночи, кошка рыжая!
Она с треском захлопнула дверь, он выругался про себя и вернулся в кабинет.
Там взял конверт со стола, достал деньги, пересчитал банкноты и засунул их в карман.
Остановившись посреди кабинета, Кэллаген по-собачьи наморщил нос и принюхался. В воздухе все ещё витал запах духов Цинтии Мероултон.
Подойдя к телефону, он набрал номер некоей квартиры на улице Холборн.
