Расселл Джонс - Выше головы!
Не поздоровавшись, как и было заведено на наших «ночных секретных рандеву», я присел рядом. Мне выпало быть единым в трёх ипостасях: как друг, как спамер спецотдела и как брат по несчастью, ведь я понимал, что такое неразделённая любовь! Трагичное расставание с Зере, кроме прочего, вдохновило трёх поэтов, одного драматурга и полдюжины художников. Мне не нужно было лишний раз доказывать, что «действительно понимаю», как себя чувствовала Юки!
К счастью, это было последним эпизодом моей личной жизни, о котором следовало известить общественность. В Администрации я больше не работал. Хоть и сотрудничал с Главой, с другими чиновницами или офицершами не путался. Поэтому Юки не знала, что разбитое сердце у меня не так уж и болит и тем более не мешает другим органам… Подросток бы не пережил такого двуличия, коварства и распутности! Вырастет — поймёт.
Я тихо сидел рядом и понимающе молчал, уставившись в полупрозрачную стену пустой аудитории напротив. Внутри было темно, а «стекло» показывало что-то абстрактно-орнаментальное, без особого смысла. Но эти разноцветные волны, круги и треугольники создавали ощущение жизни вокруг — лучше, чем если был просто сумрак и пустота. Вот только для Юки сумрак и пустота, наверное, были бы полезнее — и я через альтер попросил камилла отключить иллюминацию. Это помогло.
— Почему он такой дурак? — спросила она у меня таким тоном, как будто я знал ответ и был обязан немедленно всё объяснить.
— Он хотел как лучше, — сказал я, ничего не понимая, но точно зная, что надо отвечать: в который раз воспользовался навыками, усвоенными в секс-отделе. — Он не хотел тебя обидеть!
— Да?! — она шмыгнула носом. — Тогда зачем он… — она замолчала, так ничего и не рассказав.
Впрочем, я уже привык.
— Давай по порядку. Что он сегодня сделал?
Чуть левее была дверь в «В1-Б-9». Когда-то там заседала моя «группа по сбору исторической правды», по которой потом сделали хороший документальный фильм. Правда, адресатам это было уже не нужно: Фьюр и Тьюр оценили стремление взрослых докопаться до подлинных фактов, а главное, доверяли мне достаточно, чтобы поверить: никакого «мирового заговора» нет и не было.
Я относился к тому заданию всерьёз. Как и к этому, хоть здесь никто мне ничего не поручал — скорее, сам вызвался, добровольно.
— Посмотри — ты сама понимаешь, что он не специально, — сказал я, когда Юки закончила свои «а я думала» и «он взял и сказал». — Он оглядывался на Шахназ, потому что она у вас главная. Её ведь выбрали координатором вашей группы встречающих? Вот он и смотрел на неё! Не как на девочку, а как на командира! Это совсем другое!
— Нет, он не так смотрел! Он смотрел по-другому!
Главная ошибка, которую совершила Юки, заключалась в попытке совместить личные дела с фестивалем в честь СубПортации. Как и другие школьники, она участвовала в мероприятиях, встречала переселенцев и показывала им станцию, и потому видела свою первую любовь чаще и в других обстоятельствах — не только в классе, на перемене или в кружке. Вот только Юки забыла, что в такие дни мир вращается вокруг СубПорта, и внимание её пассии будет сконцентрировано на фестивале! Тем более, он впервые участвовал в таком на «Тильде»: прилетел в прошлый раз — и потому чувствовал громадную ответственность, чего не понимала она, родившаяся здесь и вообще занятая другим.
— Что мне теперь делать? И что мне завтра надеть?
— Это и надень, — ответил я, протягивая ей губку для лица — свою она, похоже, не захватила, но успела неоднократно пустить слезу, пока ждала меня. — Тебе идёт!
— Правда? — она начала вытирать лицо, и вдруг замерла. — А если я опять буду в этом? Что скажут? Что нечего надеть? Что кончилось воображение?
— Если что-то скажут, ответь, что тебе он очень нравится. И ты собираешься носить его только по праздникам!
— Это глупо… — и губка раздражённо отлетела в кадку с растениями. — Это не ответ! Надо решить, и сейчас! Срочно!
Я проследил взглядом — увидел, что губка там не одинока: у неё есть «подружка». Значит, Юки уже доводила себя до того, чтобы кидалась первым попавшим под руку… Едва успел прикусить губу, чтобы не поделиться этим наблюдением с несчастной влюблённой. Она же в таком состоянии, что не поймёт юмора, зато бурно отреагирует на любое подтверждение своего одиночества: я, мол, никому не нужна, тогда как даже губка…
Приближался третий час ночи. Юки давно было пора спать — как и мне, вообще-то — но отправлять её в постель бессмысленно: всё равно будет бродить или просто лежать в постели до утра, думая, думая, думая. Как, кстати, и я.
Сидя со своей подопечной, я забыл о Жубере и о Кортесе. Совсем вылетело из головы! Мне нравилось жить такой жизнью и решать такие проблемы. Этим я готов был заниматься бесконечно, а не вознёй с шантажистами и шпионами! Юки доверяла мне — вот что важно. И она, и другие люди, и не только люди. Главное моё достижение…
— О чём ты думаешь? — вдруг поинтересовалась она, резко сменив тему, опустила ноги на пол и потянулась. — Что-то по работе?
Она смотрела в другой конец улицы — я тоже оглянулся туда, но никого не заметил. Кто там мог быть? Кто вообще бродит глубокой ночью по Центральной зоне — и при этом прячется, чтобы его не увидели?
— Да…. Ерунда! — отозвался я, смотря на наше отражение в тёмном стекле, обрамлённое густой листвой, как рамой.
Юки встала, повернувшись в противоположную сторону — и тогда я бросил взгляд туда, куда минуту назад смотрела она. Жубер — выглянул и смотрит. Я знал, что там либо он, либо его подельник. И тот факт, что там был именно Жубер, был очень полезным…
— Тебе пора спать, — громко сказал я. — Давно пора!
— Ну, правда, как там у тебя? Опять что-то? — не спешила подчиняться она.
— Я почти разобрался. Ничего серьёзного.
«Они правильно настроены?»
Второй из команды шантажистов прибыл на следующее утро.
Он был похож на Жубера: тоже шовинизм, благодаря которому я его и заметил — только шовинизм второй степени. Тоже бессемейный одиночка, что существенно упростило процедуру переезда. В прошлом лаборант Отдела Безопасности, а теперь — «будущий тэфер, если не передумаю», как он указал в своей анкете. Данные я проверил в рабочем порядке, и тут же задумался: а знали ли эти двое о фобиях друг друга? Такое не сообщают вслух, это не спатиотомия, и можно ни разу не продемонстрировать окружающим своё скептическое отношение к «живым» ИскИнам! Или продемонстрировать так, что только «идейные братья» поймут, что произошло.
