Luide - Записки практикующего адвоката
Я была совершенно одна и свободна — и меня это вполне устраивало. Хотя, глядя на счастье подруги, я помимо воли задумалась, а каково это — любить? Конечно, я тоже влюблялась, и неоднократно, но чтобы верить, что проживешь с этим человеком остаток жизни… Нет, такого со мной не было никогда, да и надо ли мне это? Впрочем, время и место для таких душеспасительных размышлений было совершенно неподходящее, а потому я постаралась поскорее отогнать от себя философские размышления.
Я поймала себя на мысли, что веду себя как старая бабка, у которой уже все позади… Нет уж, не все так печально! Свадьба — это замечательно, и подруга у меня тоже замечательная. Надеюсь, у нее все сложится прекрасно.
С этой оптимистической мыслью я отправилась в круг танцующих. Хватит киснуть, в конце-то концов!
В результате весело проведенных пятницы и субботы, в воскресенье мне оставалось только радоваться, что день был не рабочий. Поскольку я сильно подозревала, что так все и будет, я заранее освободила для себя понедельник. Так что в воскресенье мне не пришлось ни печатать никаких исков, ни срочно готовиться к судебному заседанию. Ближайшее судебное заседание, по делу господина Теренова, было назначено лишь на вторник, так что времени на подготовку у меня оставалось предостаточно.
В понедельник, несмотря на полнейшее нежелание работать, мне пришлось готовиться к делу господина Теренова. Я очень долго возилась с достаточно простыми возражениями на исковое заявление. Наконец все было готово, оставалось лишь перечитать текст возражения и исправить возможные ошибки, что заняло у меня почти полчаса.
Едва я это закончила, как позвонила моя мама. Она тоже внесла посильную лепту в мое испорченное настроение своими осторожными разговорами о том, что я могла бы и помириться с Артемом. В конце концов я не выдержала, и довольно жестко сообщила ей, что я не ссорилась с Артемом, а потому и не могу помириться с ним. Мы просто расстались, притом еще в начале февраля, и никаких отношений не поддерживаем. Да и что мы могли друг другу сказать? Все, что было между нами, навсегда перечеркнул тот разговор, когда Артем предложил мне выйти за него, а я отказалась. Сам Артем тоже не стремился возобновить отношения, так что не видела я его с самого Белтейна (праздник первого майского дня — прим. автора), когда мы пообщались вполне нейтрально. В общем, эта страница была для меня прочитана и перевернута давным-давно, так что все эти разговоры на тему "а вдруг" вызывали у меня только раздражение пополам с недоумением. Я попыталась объяснить это маме — впрочем, без особого успеха.
Во вторник настроение у меня было угрюмым и дождливым, и идти на работу совсем не хотелось.
На этот день было назначено уже второе судебное заседание по гражданскому делу господина Теренова. Клиент явно экономил, не пригласив адвоката в первое судебное заседание. Таким образом, определение объема доказательств по делу, как и первоначальные заявления сторон об обеспечении доказательств, прошло без меня. Сегодня нас ждали уже пояснения сторон и допрос свидетелей.
Судя по столпотворению у кабинета судьи, свидетелей со стороны истицы было предостаточно, так что заседание грозило существенно растянуться. Я тяжело вздохнула: кажется, мне не зря так не хотелось идти на работу. Сил не было совершенно, вдохновения тоже. К тому же судья, Кональд Дреггюсон, был гномом, а это большая редкость. И не потому, что так уж мало гномов желает стать судьями, а потому, что гном в роли судьи — это намного хуже, чем даже гном-адвокат. Тщательность, формализм и дотошность такого судьи доводила до истерики адвокатов и выводила из себя остальных судей, которые за то же время успевали рассмотреть втрое больше дел. Потому председатели судов старались расписывать судьям-гномам дела, касающиеся их соплеменников. Хотя это также было затруднительно. Во-первых, когда по делу участвовали только гномы, то их занудство и въедливость доходили просто до абсурда. А во-вторых, многие гномы в той или иной степени были родственниками друг другу, а потому не имели права вместе участвовать в процессе, и заявляли самоотводы. В результате дело вновь попадало к судьям других рас и рассматривалось как обычно.
Судья Дреггюсон объединил в одно производство два дела — о взыскании алиментов и о разделе имущества. Обычно так не делается, чтобы не затягивать рассмотрение дел, однако судья Дреггюсон решил взяться всерьез за это дело и не желал распылять силы и время.
С нашей стороны свидетелей не было. Все, что мы желали доказать, вполне обосновывалось письменными доказательствами.
Истица, Ольга Теренова, оказалась совсем молодой и довольно симпатичной женщиной. Она нервно тискала в руках сумочку и поминутно переспрашивала о чем-то своего адвоката, Юрия Полевого, известного мне по делу Наортэля.
Наконец нас позвали в судебное заседание. Слушание дела происходило прямо в кабинете судьи, который был надлежащим образом оборудован для звукозаписи. Так довольно часто делается по гражданским делам, поскольку судей в судах намного больше, чем залов судебных заседаний. Так что судьи выкручиваются, как могут, чтобы не устраивать очереди на залы заседаний.
Судья был почтенным гномом уже довольно преклонных лет. Он вел процесс очень дотошно и тщательно, так что подготовительная часть заседания заняла у нас почти полчаса.
После окончания формальностей, судья Дреггюсон внимательно осмотрел всех сквозь стекла толстенных очков. После этого он величественно провозгласил, что считает необходимым огласить ответы, которые получил суд на свои запросы по поводу имущества, зарегистрированного на имя ответчика. Когда возражений не последовало, он зачитал письма от ГАИ и Бюро технической инвентаризации. Из ответов следовало, что за ответчиком не числились ни автомобиль, ни жилой дом, а указанное судом имущество принадлежало совершенно другим людям.
Истица после оглашения этих писем вскочила с места и разразилась проклятиями вперемешку со слезами. — Да как ты можешь? Это же твои дети! Мы же вместе это все покупали! А теперь тебе ни я, ни дети не нужны, на улицу нас выгнать решил? — Она продолжала сыпать невнятными претензиями, не реагируя на замечания судьи.
Наконец представитель истицы с трудом угомонил свою плачущую клиентку и попросил судью объявить перерыв в слушании дела на двадцать минут. Судья, взглянув на встрепанную и все еще всхлипывающую истицу, с ним согласился и объявил перерыв.
Поскольку ничего неожиданного для нас в этом заседании не было, то мне нечего было обсуждать со своим клиентом, и я просто ожидала в коридоре окончания перерыва.
