Нил Гейман - Сыновья Ананси
И повесила трубку.
Толстяк Чарли дошел до конца коридора и постучал.
– Что еще?
– Я хочу поговорить.
Замок щелкнул, и дверь распахнулась. Толстяк Чарли вошел. Обнаженный Паук полулежал в ванне и потягивал из высокого матового бокала что-то такое, цвета электрик. Огромные венецианские окна были открыты настежь, и рев водопада контрастировал с тихим мелодичным джазом, который доносился из невидимых динамиков.
– Слушай, – сказал Толстяк Чарли, – ты должен понять, это мой дом.
Паук моргнул.
– Вот это? – спросил он. – Это твой дом?
– Не совсем так. Но в принципе да. В смысле, ты в моей комнате для гостей, и ты у меня в гостях. Хм.
Паук отпил еще немного и с наслаждением погрузился поглубже в воду.
– Говорят, – сказал он, – гости похожи на рыбу. И те, и другие на третий день протухают.
– Верно подмечено, – сказал Толстяк Чарли.
– Но это тяжело, – продолжил Паук. – Тяжело целую жизнь не видеть собственного брата. Тяжело, что он даже не знал о твоем существовании. И еще тяжелее наконец увидеться с ним и узнать, что ты для него ничем не лучше дохлой рыбы.
– Но, – сказал Толстяк Чарли.
Паук потянулся.
– Вот что, – сказал он. – Я здесь не навсегда. Остынь. Ты и оглянуться не успеешь, а меня уж и след простыл. И кстати, я-то никогда не стану считать тебя дохлой рыбой. Просто стоит учесть: на нас навалились стрессы. Но ни слова больше об этом. Почему бы тебе не пойти куда-нибудь поужинать, – ключи только дома оставь, – а потом и в кино?
Толстяк Чарли накинул куртку и вышел на улицу. Ключи он оставил у раковины. Воздух на улице был чудесный, хотя день выдался пасмурный, моросил мелкий дождик. В одном киоске он купил газету, а в другом – большой пакет с чипсами и сосиску в тесте. Дождик перестал, так что он сел на скамейку в церковном дворике и съел свою сосиску с чипсами за чтением газеты.
Ему захотелось пойти в кино.
Он дошел до «Одеона» и купил билет на ближайший сеанс. Приключенческий боевик уже начался, когда он вошел в зал. На экране все взрывалось. Великолепно.
Примерно на середине фильма Толстяк Чарли понял, что кое в чем не может разобраться. И это кое-что засело в голове и постоянно его отвлекало.
Фильм закончился.
Толстяк Чарли обнаружил, что хотя фильм понравился, ему не удалось запомнить, о чем он. На следующий сеанс он купил большое ведерко попкорна. Во второй раз фильм ему даже больше понравился.
И в третий.
После третьего просмотра он решил, что, возможно, пора подумать о возвращении домой, но этим вечером показывали «Голову-ластик» и «Правдивые истории» по цене одного билета, а он, честно говоря, ни тот, ни другой не видел, так что посмотрел оба, хотя к тому времени изрядно проголодался, и потому к концу «Головы-ластика» никак не мог сообразить, о чем фильм, а также зачем та леди забралась в радиатор парового отопления[25], и даже поинтересовался, может, ему позволят посмотреть фильм еще разок, но ему неоднократно терпеливо объяснили, что кинотеатр на ночь закрывается, и спросили, есть ли у него дом и не пора ли баиньки.
Конечно же, у него был дом, хотя на какое-то время этот факт от него ускользнул. И тогда он вернулся на Максвелл-гарденс и немного удивился, увидев, что в его спальне горит свет.
Когда он подошел к дому, занавески были задернуты. Но в окне двигались силуэты. И оба он узнал.
Они приблизились друг к другу и слились в единую тень.
И Толстяк Чарли завыл, жутко и протяжно.
* * *В доме миссис Данвидди было множество пластиковых зверушек. Пыль медленно кружилась в воздухе, словно, приноровившись к солнечным лучам более неспешных времен, не могла приспособиться к изменчивому современному свету. Диван был прикрыт прозрачным пластиковым чехлом, а стулья поскрипывали, когда на них садились.
В доме миссис Данвидди использовалась жесткая туалетная бумага с ароматом сосны. Миссис Данвидди была бережлива, но жесткая туалетная бумага с ароматом сосны была выше экономии. В наши дни вы еще можете купить такую бумагу, если готовы потратить время на поиски и переплатить.
В доме миссис Данвидди пахло фиалковой водой. Это был старый дом. Люди забыли, что дети флоридских поселенцев были глубокими стариками, когда на Плимут-рок высадились суровые пуритане. Дом тоже этого не помнил; его построили в двадцатых годах двадцатого века, во время мелиорации флоридских земель, в качестве выставочного экземпляра, представлявшего гипотетические дома, которые остальным покупателям земли так и не довелось построить на делянках, расположенных в крокодильих болотах[26]. Дом миссис Данвидди пережил даже ураганы, не потеряв ни единой черепицы.
Когда в дверь позвонили, миссис Данвидди начиняла маленькую индейку. Она чертыхнулась, сполоснула руки и направилась к входной двери, взирая на мир сквозь очки с толстыми-претолстыми линзами и не отнимая левую руку от стены.
Она приоткрыла дверь и вгляделась.
– Луэлла, это я, – сказала Келлиэнн Хигглер.
– Входи.
Миссис Хигглер прошла за миссис Данвидди на кухню. Миссис Данвидди сунула руки под кран, чтобы вернуться к кусочкам непропеченого кукурузного хлеба, которые она заталкивала в индейку.
– Кого-то ждешь?
Миссис Данвидди издала неопределенный звук.
– Всегда лучше быть наготове, – сказала она. – Может, расскажешь, что происходит?
– Паренек Нанси. Толстяк Чарли.
– И что с ним?
– Ну, я рассказала ему про брата, когда он был здесь на прошлой неделе.
Миссис Данвидди вытащила руку из индейки.
– Это не конец света, – сказала она.
– Я рассказала, как с ним связаться.
– Ох, – сказала миссис Данвидди. Она умела одним междометием выразить все свое неодобрение. – И?
– Он вернулся в Ханглию. Парнишка в тупике.
Миссис Данвидди набрала в руку влажных комочков и с такой силой вогнала их в индейку, что у той выступили бы слезы на глазах, если бы они у нее были.
– И теперь не может от него избавиться?
– Не может.
Острый взгляд сквозь толстые линзы.
– Я уже делала это однажды, – сказала миссис Данвидди. – И повторить не смогу. Так уже не получится.
– Знаю. Но мы должны что-то сделать.
Миссис Данвидди вздохнула.
– Правду говорят: если живешь слишком долго, пожнешь все, что посеял.
– А есть другой способ?
Миссис Данвидди закончила нашпиговывать индейку, закрепила лоскуты кожи шпажками и завернула птицу в серебристую фольгу.
– Я прикидываю, – сообщила она. – Я засуну птицу в духовку завтра утром. К обеду она будет готова, вечером я поставлю ее разогреваться, так что к ужину она как раз поспеет.
– И кого ты ждешь на ужин? – спросила миссис Хигглер.
