Расселл Джонс - Выше головы!
— Конечно, не будет, — он подошёл ближе, встал вплотную. — Кто будет доверять дискредитированной технологии? Этого никогда не будет! Ты сам всё испортишь, когда убьёшь себя.
«Так жалко свою жизнь?»
Подробности — и они были не менее волнующими, чем «краткое содержание» — он сообщил позже, на скамейке Воскресной зоны, возле певучего фонтана с летучими рыбками, в окружении играющих детей и прогуливающихся парочек. Всего лишь среда, но было многолюдно, как вечером в субботу — в первый день «пассажирской» СубПортации другого и ожидать нельзя! Друзья, встретившиеся после разлуки, близкие перед тем, как расстаться ещё на два года, а то и больше, подросшие дети, старики, делящиеся воспоминаниями, — здесь царила особенная атмосфера взаимной любви, в которой не было места ссорам. Странно было в этом море доброты рассуждать о смерти!
Мы едва успели занять освободившееся место — я ещё порадовался, что скамейки здесь стояли короткие, и к нам никто не подсядет. Во время «пояснительной беседы» использовался другой прибор, похожий на половинку серого мячика: он лежал между нами, создавая зону искажения для звуков, так что даже случайно логос не мог ничего уловить. До ужаса предусмотрительно! А чтобы нельзя было прочитать по губам, он прикрывал рот ладонью — и мне велел.
Я слушался.
У меня не было выбора.
— Я не один, — сказал он. — Есть люди и здесь, и там. Но ты думай о тех, кто здесь. Понимаешь?
— Понимаю…
Он так и не представился, поэтому, пока он говорил, я демонстративно вывел список новоприбывших, подходящих по возрасту и профессии. Он никак не отреагировал, что я проверяю данные о нём. Как будто так и надо.
Если бы не тревога, смешанная с растерянностью, я бы порадовался тому, что оказался весьма проницателен. Так и есть: эксперт с «Ноэля». Виктор Жубер. Прибыл на стажировку — он и вправду недавно сменил профессию. А до этого был таким же инспектором-архивистом, что и Хёугэн. Но очевидно, причины, заставившие его выйти из Отдела Безопасности, были иными.
— А сколько вас всего? Здесь?
— Правда, думаешь, я скажу?
Возможно, это был блеф. Возможно, он один такой прилетел на «Тильду» и теперь дурачил меня. Может быть, ещё был помощник, соорудивший для него эти шпионские приспособления. Впрочем, как офицер ОБ, Жубер обладал и доступом к аппаратуре, и достаточным опытом, чтобы перенастроить приборы, используемые для профилактического осмотра защитных систем. Скажем, в «фонарике» я узнал тестер, который имелся у Нортонсона — что-то подобное лежало среди его рабочих инструментов. Но не это было главное…
— Можешь проверить мои слова! Но тебе точно не понравится.
— Я понимаю.
О доказательстве он сообщил сразу. Узнать, что он не один, убедиться в серьёзности его намерений, а заодно и получить тот вариант развития событий, который также способен поставить под сомнение перспективы искусственных людей (но уже из-за отношения к чужой жизни), — всё это он мог обеспечить в течение часа. Так он сказал. Может быть, врал. Но как убедиться?
— Не веришь — скажи сразу. И мои друзья убьют человека.
— Кого?
— Любого. Или для тебя есть разница?
— Нет! Нет…
Слова звучали дико и до невозможности чуждо окружающему благополучию! «Убьют человека» — как будто это была какая-то древняя картина, где такие слова произносили с пугающей небрежностью. Убьют человека. Из-за меня.
Я отлично понимал, что моей вины не будет, что всё это устроили безумцы, которые «спасали всех» от гипотетической угрозы путём вполне конкретных угроз. Но когда одно твоё слово может привести к чьей-то гибели, не получается абстрагироваться. Это же не семинар по психологии морально-нравственных дилемм! Это происходило здесь и сейчас!
«Наверное, раньше, в докосмическую, люди обладали иммунитетом к таким шантажам», — подумал я, пока он объяснил, как они разработали план — он и его друзья.
Всего лишь одно «простое» решение отделяло меня от финала этой истории. Несложная победа: просто разоблачить коварных гостей! Но я так не мог: рискнуть чужой жизнью, а потом хладнокровно заявить о своей непричастности. Одно это дискредитировало меня в глазах остальных людей, а главное, в моих глазах…
На самом деле, Жубер ничего не придумывал. Всё уже лежало в архивах «Ноэля» — надо было лишь достать и применить. Конечно, не все на такое способны… Так и раньше могли не все! Но многие.
— Это часто использовалось, — признался он. — «Меньшее зло». Очень хороший метод. Эффективный, простой! Я хорошо его изучил, всю схему. Там мало вариантов, как всё будет у нас развиваться. Но поскольку вопрос не в деньгах, в любом случае мы будем в выигрыше. Так что без глупостей! Не надо геройствовать. Ты не выдумаешь ничего такого, чего не придумали бы до тебя. А если придумали до тебя, то мне это известно.
— Понимаю.
— И не рассчитывай на помощь Инфоцентра! Сообщишь ему — я узнаю.
— Как?
— Не веришь? Хочешь проверить?
Всё упиралось в угрозу. Что я мог сделать, пока риску подвергается чья-то жизнь? Малейшая ошибка — и у меня даже не будет времени исправиться, потому что об ошибке я узнаю именно так! Значит, надо выполнять все требования, какими бы жуткими они не были.
При этом я осознавал, что у Жубера похожая ситуация: он тоже рисковал, поскольку всё упиралось в мою готовность слушаться. А если я начну сопротивляться, ему придётся превратить слова в поступки. А это большой риск… Но он был стопроцентно уверен, что мои успехи открывают дорогу искусственному воспроизведению, чего никак не мог допустить.
Идея «делать людей» новым способом и раньше не была особенно популярна, а после бунта «бэшек» об этом демографическом решении говорили исключительно в тональности «отдать ИскИнам контроль над рождением». Для многих это звучало ещё хуже: «отдать ИскИнам весь контроль», ведь если они, наши творения, сами начнут «делать людей», они и станут первородными! Из тех, кого создал человек, они превратятся в создателей человека. Это обстоятельство пугало больше всего, хоть и звучало несколько мистически.
Конечно, матричное клонирование разработали учёные типа профессора Хофнера, но всю работу выполняли медицинские камиллы и логосы. Сами они могли только воспроизводить с нужными усовершенствованиями, и всё это касалось уже известных технологий. Решали люди, а людям мешала этика. Теперь же, когда всё свелось к нажатию кнопки, в любой момент можно было запустить процесс.
