Дженнифер Барнс - Дурная кровь
Не произнося ни слова, агент Стерлинг достала фотографию Мэйсона Кайла,
которую нашла Слоан.
Майкл присвистнул.
— Только что он едва заметно выставил подбородок. Ему едва удается не сжать
губы. Видите, как его руки сложены на столе? Его большие пальцы напряжены.
— Он злится, — заключила я. — А ещё он напуган, — я вспомнила всё, что я знала
о Найтшэйде. — Он зол, потому что он напуган, и напуган, потому что он зол. Ему
полагается быть выше подобного. Выше всего этого.
Я понимала эмоции не так, как это делал Майкл. Я не думала о мышцах не челюсти
Найтшэйда или блеске его глаз. Но я знала, что чувствует человек, живущий ради победы,
осознавая, что он прогадал.
Он проиграл.
— Вот состаренная версия этой фотографии, — агента Бриггс достал набросок,
который нарисовала для нас Селин.
Пока Найтшэйд пристально смотрел на собственное лицо, агент Стерлинг пошла в
атаку.
— Мэйсон Кайл, родился в Гейтере, Оклахома. Номер социальной страховки 445-
97-1011.
Вот и всё, что мы знали о Мэйсоне Кайле. Но этого было достаточно. Мы не
должны были знать его имя. Ему полагалось быть фантомом, призраком. Даже находясь
за решеткой, ты должен был обладать властью.
— Я — труп, — слова были едва слышны. Несколько месяцев молчания сказались
на горле убийцы. — Я недостоин.
Для Владыки это смертный приговор, — подумала я. — Если недостойна Пифия,
она умирает, сражаясь со своей преемницей. Если ребенок оказывается недостоин стать
Девяткой, его оставляют умирать в пустыне. А если Владыка не может выполнить свой
долг…
— Будет много боли. И крови, — Найтшэйд — Мэйсон Кайл — глядел сквозь
агентов, словно их там и не было. — Она не может позволить, чтобы это было иначе — не
после того, как она позволила мне дожить до этого момента.
У меня пересохло во рту. Она — моя мать.
— Пифия? — спросила агент Стерлинг. — Она решает, кто умрет, а кто будет
жить?
Ответа не последовало.
— Дайте мне с ним поговорить, — попросила я. Бриггс и Стерлинг ничем не
показали, что они услышали мои слова. — Дайте мне с ним поговорить, — повторила я,
снова и снова сжимая и разжимая кулаки. — Я — единственная, с кем он по-настоящему
разговаривал. Он не станет говорить с вами о моей матери, потому что вы — не часть
этого. Но, в его глазах, я — часть. Или могу ею стать.
Во время нашего последнего разговора Найтшэйд сказал, что однажды мне может
прийтись сделать выбор Пифии — убить или умереть.
Кивнув, агент Стерлинг сняла наушник. Она положила его на стол и увеличила
громкость, чтобы Найтшэйд мог меня услышать.
— Это я, — я попыталась найти подходящие слова. — Дочь Лорелеи. Дочь твоей
Пифии, — я сделала паузу. — Я думаю, когда ты уезжал в Вегас, ты взял Лорел с собой из-
за моей матери. Ты отправил меня прямо к ней, хоть и знал, что я передам её ФБР. Мою
сестру ещё не проверяли. Её не признали достойной или недостойной. А ты отпустил её,
— он не ответил, но я чувствовала, что подбираюсь ближе. — Ты обращался с Лорел, как с
ребенком — не как со своим будущим лидером, не как с Девяткой, — я понизила голос. —
Она рассказала об игре, в которую она играет, когда мою мать заковывают в цепи.
Находись я по другую сторону стекла, я бы подалась вперед, вторгаясь в его личное
пространство.
— Знаешь, что я думаю? Думаю, моя мать хотела, чтобы Лорел выбралась. Она
умеет быть очень убедительной, не так ли? Она может заставить человека почувствовать
себя особенным. Словно тебе не нужен больше никто и ничто, если у тебя есть она.
— Ты говоришь, как она. Твой голос похож на её голос, — вот и весь ответ —
десять слов.
— Ты увёз Лорел из того места по её просьбе. Ты знал, что они вернут ребенка.
Знал, что Владыки будут тобой недовольны — но всё равно сделал это. А теперь ты
говоришь, что моя мать скажет остальным, что ты должен умереть? Почему? — я повисла
вопросу повиснуть в воздухе. — Зачем ей это делать, после всего на что ты пошел ради
неё?
— Ты ещё не поняла? — негромко ответил он. — Пифия делает то, что должна,
чтобы выжить.
— И чтобы выжить, она должна сказать им убить тебя?
— Ты говорила об игре. Но ты знаешь, в чём заключается эта игра?
Я знаю, что мою мать приковывают к стене. Знаю, что в игре присутствует кровь.
— Чтобы принять решение, Пифия должна пройти обряд очищения, — произнёс
Найтшэйд. — Чтобы принять кого-то в наши ряды, она должна пройти через ритуал
Семерых. Семь дней и семь мук.
Я не хотела думать о значении этих слов, но не могла остановиться. Семь Владык.
Семь способов убийства. Утопление, сожжение, пронзение, удушение, удары ножом,
избиение, отравление.
— Семь мук, — грохот моего сердца заглушал мои слова. — Вы пытаете её на
протяжении семи дней.
— Если она признаёт одного из нас недостойным, его изгоняют. Мы находим
другого, и операция повторяется. Снова. И снова. И снова.
Ты наслаждаешься тем, что рассказываешь мне об этом. Тебе нравится делать
мне больно. А ещё тебе нравится делать больно ей.
— Почему ты спас Лорел? — отрешенно спросила я. — Зачем увозить её, если ты
знал, что они найдут её?
Найтшэйд не ответил. Я выжидала, позволив тишине нарасти. Когда стало ясно, что
он не станет её нарушать, я развернулась и вышла за дверь. Не сбавляя шага, я зашла в
комнату для допросов.
Судя по выражению лица Бриггса, я знала, что ещё заплачу за это, но я была
полностью сосредоточенна на Найтшэйде. Он оглядел моё лицо и моё тело. Он впитывал
каждую деталь моей внешности, а затем он улыбнулся.
— Зачем позволять Девятке спастись от Владык, если ты знал, что они найдут её?
— повторила я.
По глазам Найтшэйда я видела, что он ищет во мне сходства с моей матерью.
— Потому что я подарил Пифии надежду, — с улыбкой на губах произнёс он. — И
никакая боль не сравнится с отнятой надеждой.
Во мне вспыхнула раскаленная ярость. Я шагнула к нему. Каждый мускул в моём
теле был напряжен.
— Ты — чудовище.
— Я тот, кто я есть. А она та, кто она есть. Она выносила приговор другим, чтобы
спастись. Она вынесет приговор мне.
— После семи дней пыток? — негромко спросила я.
Агент Стерлинг поднялась на ноги, не позволяя мне подойти ближе. Найтшэйд
