Григорий Неделько - Три фальшивых цветка Нереальности
— Какой?
– “Screams are Restricted”.
— Как думаешь, им понравилось?
— Кому, бандитам? Ну, станцию они не поменяли.
— Зд о рово. А дальше что было?
— Что было дальше на дороге, я мог только слышать, потому что глаза мне залепили «кляксами».
(Вельз фыркает)
— Да ты шутишь! «Кляксами»? Ими же никто не пользуется! Сейчас в моде ослепители.
— Это знаем я, ты и все, кто интересуется криминальным миром. А вот мои друзья, которые строят из себя крутых мафиози, об этом и не подозревают.
— Странно…
— Погоди, это только начало.
— Может, они берегут деньги? «Кляксы» ведь намного дешевле ослепителей.
— Крутые мафиози? Берегут деньги?
— М-да.
(Вельз крепко задумывается)
— И ездят эти ребята отвязнее, чем я. Да-да. Порой мне уши закладывало от мобильных гудков и криков водителей.
— Ну, это совсем уже что-то…
(Я пододвигаю пепельницу, кладу в неё окурки, дотягиваюсь до бутылки, отхлёбываю пива, закуриваю три новые сигары)
— Меня вывели из мобиля и завели куда-то. Сначала я подумал, что это гроб. Но, когда «кляксы» сняли, я понял, что ошибся. Это была хибара. Покосившаяся, но огромных размеров хибара. В ней оказалось очень темно и… Да. Сейчас я вспоминаю, что там было прохладно. На улице стояла такая жара, словно Ад бросили в жерло вулкана, а внутри хибары-гроба царила весенняя прохлада. Я слышал какой-то шум — возможно, это шумели стилонеры, но я их не видел. Представь, сколько нужно стилонеров, чтобы охладить этакую громадину, при нынешней-то жаре.
Но тогда я не успел сосредоточиться на своих мыслях. Рой светильников зажёгся надо мной, и я опять ослеп. Когда зрение вернулось, я увидел фигуру. (Я подбираю слова) Вот как я описал бы её: титаническая фигура, вселяющая нереальный ужас.
– Нереальный? Я правильно тебя понял?
— Да, именно нереальный. Она всеми силами пыталась меня напугать. Она вышла на свет, и я увидел здоровенное желе. Студёнистообразную махину, с щупальцами и чертами лица, которые то появлялись, то исчезали.
— Вообще-то звучит жутковато.
— Звучит — да. Но, помнишь, я рассказывал о своей встрече с «чёрным пятном»? Раньше, чтобы узнать значение слова «страх», я заглядывал в толковый словарь. А повстречавшись с «пятном», я испытал настоящий ужас. Но ничего подобного я не почувствовал при взгляде на это желе. Дали бы мне ложку и кусок хлеба, я бы его молча слямзил.
— Приятного аппетита.
— А говорило оно, конечно, пугающим голосом. Другим шрифтом, крупным кеглем, все дела.
— Но?
— Но это ещё не всё. Оно разговаривало штампами, словно обчиталось криминальных романов. А когда зашла речь об отпуске…
— Пардон?
— Оно угрожало мне. Меня буквально забросали намёками и недомолвками, и пришлось сильно постараться, чтобы не заржать во всё горло. Я изображал из себя глуповатую, но покорную жертву, и, кажется, Оно попалось на мой крючок. Мне сказали, что я должен принести цветок, иначе с Кашпиром случится беда…
(Вельз подпрыгивает на стуле)
— Цветок!
— Ага. И я бы очень удивился, если бы Ему понадобилось что-то другое. Мы должны отдать цветок через два дня.
— Два? Они могли стребовать с тебя цветок немедленно. Или дать, максимум, 12 часов. Но два дня…
— Угу, опытные бандиты так не поступают. Значит, либо они ни черта не смыслят в преступной деятельности, либо невнимательно читали «Путеводитель по Аду».
— И откуда они такие взялись?
— Сейчас мы попробуем это выяснить. Ты нашёл инфу о странных преступниках?
— Ага. Хотя эта формулировка: странные преступники…
— Тоже странная, да? Но всё это дело такое.
(Пиво неожиданно заканчивается; Колбинсон не появляется, и мы откупориваем его бутылки)
— Придёт — закажем ещё. Хотя проф, наверное, не ловит от пива такоого кайфа, как от опытов.
— Подтверждаю.
(Пивко освежает нас изнутри)
— И последнее. Тут уже нет ничего странного, но должен был…
— Стоп. Дай расскажу, пока не забыл. В общем, мы с Колбинсоном прибирались в лаборатории. (Вельз мечет в мою сторону осуждающий взгляд, которого я, как и положено, не замечаю) Я протирал тряпочкой большую металлическую руку, и мне в голову пришла мысль.
— Руку? Ты имеешь в виду пятерню, которая выбросила ночного вора?
— Да. Эта пятерня соединена с пожарной и охранной системой. Если в лаборатории пожар, она спасает тех, кто там находится. А если в здание залез посторонний, она…
— Хрусть.
— Вот-вот.
— Но вору повезло — Кашп не включил охранку.
— Сложно сказать, повезло ли ему: тела-то так и не нашли.
(Я продолжаю улыбаться)
— Зато мы нашли кое-что другое. Я прошёлся по металлической ладони анализатором, и… (Вельз вытаскивает из кармана какую-то маленькую штучку) О-па.
(Вельз отдаёт штучку мне)
— Похоже на хитин.
— Ага, как у насекомых. Рисунок очень необычный. Колбинсон провёл исследование и сделал вывод…
— …что существо, которое «спасла» пожарка, родилось не в Аду.
(Вельз кивает)
— Готов спорить, это его собратья возили меня на свидание с желе. В том старом здании я видел полсотни одинаковых парней в шляпах. Но у одного шляпы не было.
— Да? (Вельз вскакивает с места) Так чего же мы ждём? Мы можем сказать Повелителю…
— Мы ничего не можем ему сказать, потому что ничего не знаем. И похитители Кашпа для нас тоже собрание иксов. Мы не уверены, что Кашпир останется жив, если мы расскажем обо всём Повелителю. И ещё ты забываешь: Павел сказал, что никто не должен знать о нашем с ним сотрудничестве, пока дело не закрыто. А расследование только начинается. К тому же я не знаю дороги.
— Так что ты предлагаешь? Отдать им цветок?
— Ещё чего. Но, если мы хотим одолеть их, мы должны во всём разобраться.
— Считаешь, это они — главная проблема?
— Я не знаю, кто главная проблема. Но очевидно, что в этом деле проблема не одна.
(Вельз ждёт объяснений, и я их ему предоставляю)
— Полиция, действуя не по приказу Повелителя, выезжает на место исчезновения, оцепляет его и стережёт цветок, но не для себя — они ждут, пока за ним приедут существа из «Секретной Армии».
(Вельз присвистывает)
— Я тоже удивился, когда узнал об их участии в этой заварушке, хоть и ожидал чего-то подобного.
— Кто тебе рассказал про «СА»?
— Мои любимые свидетельницы.
— А им можно доверять?
— Они горячо и пламенно любили меня, и я отвечал им тем же. Они не могли врать. Мои красотки были искренни, как девственницы, которые говорят: «Согласна».
