Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке
При мысли о художнике внезапно в сознании вспыхнуло имя — Ранетти. Оказывается, я не забыл его, так глубоко отпечатались в моей памяти события того удивительного дня из детства.
Несколько дней я пытался хоть что-либо узнать о Ранетти, и благодаря графу Н. мои поиски наконец увенчались успехом. Итак, то был не мираж, не сон. Ранетти действительно существует, он живет в Бругано, небольшом городке в двух днях езды от Венеции. Я немедленно отправился к нему. О, чего я только не передумал за эти два дня…
У Ранетти весьма скромный дом, с небольшим, но хорошо ухоженным садом. Он принял меня, едва обо мне доложили. Полноватый, средних лет, элегантно одетый синьор добродушно приветствовал известного земляка — музыканта-виртуоза. Он усадил меня в старые удобные кресла, угостил замечательным домашним вином, с интересом расспрашивал о моем детстве, об общих венецианских знакомых, о жизни в Венеции и Милане. Но едва я неосторожно упомянул об Анне, все резко переменилось.
Лицо Ранетти побагровело, на лбу отчетливо проступили вены, мышцы напряглись, весь он до кончиков холеных пальцев покраснел и ужасно раздулся — вот-вот лопнет. «Я должен был совсем уйти из этого нелепого века… Никогда при мне не упоминайте ее имя, молодой человек, слышите, никогда!!!» — озлобленно прохрипел он, привставая, хотел что-то еще добавить, но только прорычал: «Прр-рркл…» и без чувств повалился в кресло.
«Умер», — спокойно заметила служанка, унося со стола опустевший винный кувшин.
Я в ужасе покинул этот дом.
Толпа перед консерваторией безумствовала. Тройной кордон милиции пытался сдержать потоки страждущих приобщиться к великой музыке, исполняемой не менее великими силами.
— Что у вас? — устало поинтересовался страж порядка, увидев протискивающегося ко входу Вовку.
— Приглашение… Вот, — Вовка протянул прямоугольник из плотной бумаги.
— Федь, пропусти — еще один блатной.
Коренастый Федя с погонами сержанта отодвинул заградительный барьер вроде тех, что используют в метро, и молча кивнул: «Проходите».
Из Дневника Виральдини8 июля 1725.
Ошибки — это и есть судьба. После нескольких месяцев разлуки я вновь увидел Анну, все началось сызнова… И все эти месяцы я не мог забыть о ней. Господи, помоги!
В моей душе сражаются жажда смерти и желание жить. А я не могу принять ни одну сторону…
15 июля 1725.
Неделю не был у нее. Как удержался — одному Богу ведомо.
Анна приняла меня ласково, словно мы расстались вчера. Была весела и много смеялась. Шутя сказала, что поражена моей стойкостью. Я и сам поражен — тем, что могу владеть собой, что не лишился рассудка. Чувство восхищения и радости, сродни экстазу переполняет меня: быть в ее обществе, украдкой наблюдать за ней, слышать ее голос — высшее блаженство. Влюбленные не желают исцеляться…
Профессор Баранов встретил Вовку на билетном контроле.
— Кто выписал вам это приглашение? — вредным голосом поинтересовалась билетерша.
— Я! — прогремел над ней могучий бас.
Старушка присела.
— Ой, Борис Владимирович, я как-то и не признала вашу подпись.
Профессор взял Вовку под руку и повел по сдержанно роскошному консерваторскому фойе, уже заполненному публикой. Беседа завязалась сама собой.
— Музыкой Виральдини я занимался давно, и, честно говоря, сейчас она меня мало интересует. Разве что в плане истории музыки. Тем более, вы же понимаете, сейчас ее просто разучились исполнять…
— Концерт пройдет в двух отделениях? — светским тоном поинтересовался Вовка.
— Увы…
— Почему «увы»?
— Потому что в первом отделении решили «в нагрузку» пустить выступление детского хора из Екатеринбурга под управлением Олега Царевича. Коллектив посредственный, но с богатыми спонсорами. Вот и проплатили им выступление «вместе с Ла Скала».
— Хорошо хоть не Ивана-Царевича, — ухмыльнулся Вовка.
Профессор кивнул и продолжил начатую мысль.
— История жизни Виральдини полна загадок и странных совпадений… — с этими словами он открыл дверь правительственной ложи.
Из Дневника Виральдини20 сентября 1725.
Сегодня на концерте мои мальчишки творили чудеса. Мальчики… таинственные ангелоподобные создания. Их талант и желание получить музыкальное образование дают поразительные результаты.
23 сентября 1725.
По-видимому, я спасен. Хотя, должен сознаться, спасение пришло неожиданно и застало меня врасплох.
Видя мое рвение в устройстве музыкальных дел приюта «Ospedale del Pace», архиепископ Миланский предложил мне принять священнический сан и возглавить приют. Мог ли я мечтать о таком подарке? Больше чем преподавателем композиции и подвижного контрапункта я себя и видеть не мог.
Архиепископ спокойно принял мои изъявления благодарности, а затем отдельно напомнил об обете безбрачия, даваемом священнослужителем, и строго спросил, готов ли я следовать ему. Я, ни минуты не колеблясь, заверил Его Преосвященство, что готов к испытаниям и постараюсь с честью выдержать их.
С горячностью, может быть даже излишней, я поцеловал его руку. Но видит Бог, эта рука спасла меня. Еще немного прежних мук, и я бы погиб, не в силах творить, сходя с ума…
Благословенны дела Твои, Господи!
P.S. От кого-то слышал, что архиепископ состоит в тайном ордене С.
24 сентября 1725.
Повидал Анну, рассказал ей о назначении. Она удивилась, но не настолько сильно, как я предполагал, и улыбнулась чему-то. Эта ее улыбка всколыхнула в моей душе бурю прежних чувств. Но душа тут же успокоилась. Как же хорошо, что я могу теперь любить Анну иной любовью — христианской, более светлой, братской.
Мне снова хочется творить. Нашел восхитительную тему для «Gloria Viva» — задуманной и начатой еще год назад кантаты.
Сегодня же отыскал Винченцо и сердечно с ним помирился.
На бархатных стульях небольшой, но уютной ложи восседали два толстых итальянца, пожилая дама с невероятным количеством золота и камней на всех частях тела, а также известный музыковед с трогательной фамилией Мандич, ведущий популярной телепередачи «Экстазы классики» — такой же мутной, как и ее название.
— Добрый вечер… — робко произнес Вовка.
